– Ты представляешь, Санек, какая лафа начнется…
Трое мужичков самого простецкого вида сидели на перевернутых ящиках возле приотворенной наружу двери гаража и неторопливо, со знанием дела, цедили из старых поллитровых, еще «общепитовских», пивных кружек пенистый напиток подозрительного цвета, навевающего ассоциации с медициной. Привычное сетование насчет того, что «пиво сейчас не то, бодяжат буржуины всякой гадостью, а помните, лет двадцать назад было пиво так пиво, разливное, экологически чистое, и легко можно было выдуть трехлитровку и прийти домой на своих ногах…», уже приелось. Особенно при том, что двадцать лет назад в том же гараже говорилось примерно то же, но совсем в противоположном смысле. До той стадии, когда все наперебой начинают ругать правительство и «новые» порядки, так и не ставшие привычными за полтора десятка лет, еще не дошло, поэтому говорили на нейтральную тему – о работе.
Двадцать лет назад, в начале горбачевской «перестройки», нынешний «клуб любителей пива» как раз начинал свою трудовую биографию, поступив после армии в один и тот же инструментальный цех Кедровогорского механического завода учениками слесарей. Индустриальным гигантом КМЗ – детище одной из предвоенных пятилеток, радикально «приподнявшийся» в годы войны, когда в него влилось сразу несколько эвакуированных предприятий, – никогда не был. Однако работа на этом «винтике оборонного щита Отчизны» всегда считалась престижной, брали туда далеко не каждого, а зацепившиеся могли считать свою жизнь и карьеру устроенной.
Специфика производства диктовала свои условия, и нормальный среднестатистический советский парень – в меру пьющий, неглупый, женатый или планирующий обзавестись семьей в самое ближайшее время, идеологически благонадежный (а какими же могли быть только что дембельнувшиеся из рядов СА «отличники боевой и политической»?) – мог рассчитывать только на рост. Неплохая зарплата, общежитие-малосемейка сразу и квартира в течение ближайших лет, возможность получить заочное образование без отрыва от станка, верстака или руля с последующей должностью от мастера и выше, гарантировали сытую обеспеченную жизнь и безбедную старость… Все это воспринималось как аксиома, на этом зиждилась незыблемость социалистического строя, поэтому на гордо шагавших к проходной, доступной далеко не всякому, глядели словно на избранных, на элиту…
И как бесславно все завершилось.
Августа девяносто первого работники КМЗ даже не ощутили: не до того было посреди свалившихся, как снег на голову, хлопот с бесплодными поисками сахара и мыла, детского питания и трикотажа, курева и лекарств. Кто-то даже злорадно желал демократам «кузькиной матери» от пресловутого ГКЧП… Но того, что началось после «торжества демократии», не ожидал никто.
Почти с той же стремительностью, как наполнялись забугорной снедью и ширпотребом полки магазинов, падал престиж вчерашних «хозяев жизни», оказавшихся на поверку совсем не хозяевами, и еще быстрее разваливался родной дом – завод. У каждого из тянущих сейчас дешевенькое пивко работяг с двадцатилетним стажем был собственный горький путь, не раз и не два обсужденный здесь, в продуваемом всеми ветрами ржавом гараже. Один почувствовал себя выброшенным на обочину жизни, когда сын-подросток, придя из школы, презрительно бросил в глаза отцу противное словечко «гегемон», другой – когда сперва отдалилась в вихре «челночного» угара, а потом вообще растаяла в неведомых далях жена-красавица, третий – когда сбережений, копимых всю жизнь на автомобиль, не хватило не только на срочную операцию матери, но даже на самые необходимые лекарства… А ведь состоял раньше в «клубе» и четвертый завсегдатай, некогда весельчак и балагур, гитарист и записной донжуан, мастер – золотые руки, «влетевший» на огромную сумму на одной из многочисленных «пирамид» и исчезнувший без следа. В квартире его сразу же после того случая завелась шумная и многочисленная темноглазая и черноволосая семья…
Нет, друзья не опустили руки – крутились кто как мог, «вкалывая» на трех работах одновременно, волоча заодно шестисоточные огороды и не забывая о стареющих родителях… И все чаще и чаще в «клубных» беседах возникала тоскливая тема, разрешения которой не предвиделось… Но сегодня привычный разговор «про работу» начинался на мажорных тонах.
– Помните, по ящику болтали про какой-то там проход на тот свет?
– Это который возле Кирсановского аэродрома, что ли?
– Тот самый. Болтали, будто там, на той стороне, такая же Земля, как у нас, только без людей.
– Ну и фиг ли? Нам-то что с того? Перекрыли все, войсками оцепили и никого туда не пускают…
– Ага, я слыхал, что олигархам все продали по дешевке, чтобы они там заповедник устроили. На охоту мотаться и все такое… Воздухом чистым дышать, кислородом, детишек своих поселить.
– Они, значит, кислородом, а мы дрянью всякой от их же заводов? Вот суки!
– И гарант наш еще с американцами решил все это поделить. Нам, мол, самим слишком много! Приходите, мол, поделимся!..