Они ещё немного поболтали, а потом пришла чем-то раздражённая санитарка и выгнала посетителя. Оказалось, Серёжа опоздал на обед. Под недовольное бурчание медсестры о «принцах, привыкших, что их все обслуживают» и «разбалованной в наше время молодёжи», он накинул больничный халат и поспешил в общую столовую, которая находилась на первом этаже.
А вечером к нему опять заглянула Фаина Михайловна. Принесла молитвослов. Полистав его, когда директор ушла, юноша был в восторге: на разделённых на две колонки страницах церковно-славянский шрифт дублировался русским переводом, да ещё к молитвам шли комментарии и указания, когда надо креститься, когда кланяться, а когда и то, и другое. Это было намного больше, чем он ожидал!
Глава 18. Конец пути
Через два года, окончив школу, воспитанник детского дома Кузнецов Сергей действительно поступил в семинарию. За эти годы его вера только окрепла, он худо-бедно научился понимать церковно-славянский, у него даже появился духовник — священник из находящейся неподалёку от детского дома церкви, который и дал благословение на поступление духовного чада в семинарию. По личному распоряжению Фаины Михайловны, юноша беспрепятственно посещал вечерние службы и в воскресенье его отпускали на Литургию.
В детском доме многое изменилось. Социальные сироты перестали быть изгоями, бывшая банда старших отказников была уличена в вымогательстве и теперь Андрей, Дима и Женя имели условные сроки. Все трое сейчас жили в выделенных им комнатах старого общежития, из техникума их, к счастью, не выгнали. Суд послужил им хорошим уроком и, насколько знал Сергей, в сомнительных делах они больше не участвовали.
Егор поступил в Томский научный университет. Стараниями директрисы ему перепала однёшка в новом районе — сокровенная мечта любого отказника. Однако на время учёбы одноклассник собирался жить в общежитии, тем более комнату там ему декан уже обещал.
Петька, чьего отца всё-таки лишили родительских прав, после детдомовского выпускного перебрался, по давнему совету Сергея, в техникумовскую общагу. Что он собирался делать после дипломирования, парень сам не знал. Они с Сергеем по-настоящему сдружились и, приехав на лето после второго курса семинарии, Серёжа сделал товарищу подарок — отдал ключи от своей квартиры.
— А как же ты? — только и смог спросить Пётр.
— Ну, на каникулы буду останавливаться у Васи — он не против, — пожал плечами Сергей.
— Но… — друг так был поражён его поступком, что никак не мог прийти в себя.
— Дарственную оформим на этой неделе, — не обращая внимания на растерянность одноклассника, гнул своё юноша. — Если что, налог я заплатить помогу.
— А ты? — вновь задал свой вопрос Петя, не отрывая глаз от лежащих на ладони ключей. Это было слишком невероятно в наш век, чтобы оказаться правдой.
— А что я? Закончу семинарию и в монастырь. Зачем мне там квартира? Не волнуйся, не передумаю, — дружески хлопнул он Петра по спине.
— Спасибо, — только и смог вымолвить бывший сосед. Такой дар был для него настоящим благословением: теперь не придётся возвращаться в родительский дом.
Васька вскоре женился. К окончанию Сергеем семинарии, у названного брата родился наследник. Правда Серёжа отказался быть крёстным, прекрасно к тому времени зная, что монаху запрещено быть восприемником. Крёстным стал Петя, благодаря влиянию «подменённого» (как говорили в детском доме про резко изменившегося после лагеря Серёжу) друга, тоже к тому времени вполне воцерковлённый. Как говорил святой батюшка Серафим Саровский: «Спасайся сам, и вокруг тебя тысячи спасутся».
После семинарии Сергея отправили в отдалённый монастырь, где в связи с начавшейся реконструкцией тамошнему иконописцу необходим был помощник. К нему-то, отцу Вонифатию, и определили в послушание молодого монаха, постриженного с именем Борис.
Серёжа, а теперь Борис, уже через месяц, сопоставив факты из рассказов духовника об истории монастыря, был абсолютно уверен, что именно здесь когда-то подвизались отец Афанасий, Георгий, Симеон…
Однако отец Вонифатий лишь махнул рукой на его горячие просьбы организовать их поиски.
— Раз пять ходили искать, — продолжая работу, ответил старик. — Да что уж теперь? Восемьдесят лет прошло, они все давно в земле почивают.
— Но я их видел! — не желая так просто сдаваться, чуть ли не вскричал молодой человек. — Семь лет назад. Они спасли меня, когда я заблудился в горах.
Внимательно выслушав рассказ духовного чада, отец Вонифатий лишь покачал головой: мало ли какие видения Господь для спасения души человеческой посылает. Однако к настоятелю всё же отправился и, к своему немалому удивлению, получил для своего подмастерья благословение на экспедицию. На его невольное замечание о том, что всем тогдашним монахам должно быть больше ста лет, настоятель спокойно напомнил, что в ветхозаветные времена пророки жили и двести лет, и пятьсот, и тысячу.
— Когда это было? — не сдержался на свою голову старый иконописец.