– Если захотите изменить свое будущее, «исправьте зло, содеянное вами»… Думаю, вы прекрасно знаете свой «грех» – ребенок не должен расти сиротой при живой матери и живом отце, который даже не знает о существовании своего ребенка – исправьте «зло» и ваше будущее изменится.
Не прощаясь, Эрика пошла к двери, на ходу пряча деньги в сумку – голова немного кружилась, ее пошатывало, но меньше чем за полчаса она компенсировала затраты на съемную квартиру.
13
Так бы и прошло исчезновение «девки-гадалки» без последствий (ну, сгинул человек ни за грош), если бы не приехал во Владимир один криминальный авторитет.
Авторитет был так себе – из середнячков (особой властью и богатством этот вор в законе не обладал), но пользовался уважением «сидельцев» из-за неукоснительного соблюдения воровских законов: семьи не имел, жил в нищете и строго «по понятиям» – оттого часто выступал третейским судьей в спорах между группировками, борющимися за присвоение себе чужой собственности. В Москву он не лез, довольствуясь областями, особо опекая Владимирскую – ибо именно в ней находился «обще любимый» зеками Владимирский Централ – пересыльная тюрьма, в которой сходятся все дороги «сидельцев» и решаются их Судьбы.
В прошлый его приезд в загородный дом в качестве развлечения на досуге (девочки в сауне, девочки на природе ему изрядно поднадоели) местные братки, гордясь своими наколками (они, и правда, вызывали зависть у всех приезжих «сидельцев»), привезли Глебу Семеновичу Нильскому для разнообразия Кольку-Прыща, предварительно попарив его в бане и одев во все новое, а вместе с ним, для прикола, зацепили и его «девку-гадалку» – пусть потешит пахана своими гаданиями на картах.
Надо сказать, что среди местной братвы Эрика пользовалась особым успехом (конечно, не как женщина: слишком худа и непонятна она была для туповатых, накаченных «молодцов» Крокодила) – ее предсказания, в которые поначалу никто из братков не верил, непременно сбывались, и это обстоятельство, обильно сдобренное суеверным страхом перед собственной кончиной, сделали свое дело: к девушке-гадалке потянулись, тайно договариваясь о встрече и скрывая потом от всех ее предсказания.
Но гадала Эрика браткам с большой неохотой – что проку предсказывать будущее людям, многие, из которых, не доживут и до тридцати и которые, даже услышав такое трагическое предсказание, ничего не собирались менять в своей жизни, а уж тем более «исправлять» или искупать свои собственные грехи.
Однако, были у Эрики и серьезные клиенты, готовые платить не только за ее предсказание, но и за науку изменить собственное будущее. Это были покровители Кольки-Прыща (бригадиры Нильского, смотрящие за областью), от которых многое зависело в их с Колькой жизни. Правда, такие богатые и щедрые клиенты попадались Эрике довольно редко. Чаще всего она довольствовалась сторублевками, гадая на картах в электричках, и пятисотенными и тысячными местных товарок тети Клавы.
Но, так или иначе, Колька-Прыщ и его «девка-гадалка» предстали тогда пред очами Глеба Нильского по кличке Крокодил – щуплого мужичонки неопределенного возраста в поношенном, но добротном костюме и мятой кепке, надвинутой на самые глаза.
Пока Колька-Прыщ показывал ему свое искусство, «на глазах у изумленной публики» поправляя наколки приезжей братве, Эрика сидела в уголке на мягком стуле, как примерная девочка, сложив руки на коленях, и уставившись в открытое окно, заворожено смотрела на раскинувшийся перед ней пейзаж.
За открытым окном простирался бесконечный зеленый газон, а за ним начинался настоящий лес. Лес почти осенний, зелено-золотой, вперемешку с красным и коричневым… Листва начинала увядать, деревья готовились к долгой зиме, в воздухе чувствовалась легкая, влажная грустинка, но, глядя на все это лесное великолепие, печали в сердце Эрики не возникало, она насмотреться не могла на этот красочный, достойный кисти художника, «подарок» природы.
Вообще-то, лес, начинающийся сразу за станцией Петушки, всегда вызывал у Эрики приступ неосознанной дрожи, и она старалась не подходить к нему очень близко, но лес из окна огромного загородного дома казался ей совсем не страшным. Он был светлый, прореженный, и Эрика даже подумала о том, что хорошо бы вот так пожить немного: сидеть в одиночестве в этом огромном доме на мягком стульчике, смотреть из окна на разноцветный, шумящий невдалеке, лес, наблюдать за ним и описывать его жизнь.
Откуда она взяла, что можно наблюдать за лесом и описывать жизнь и смерть деревьев?
Эрика так отчетливо представила себе большую толстую тетрадь в твердой клетчатой коричнев-белой обложке с длинной пластмассовой пружинкой, скрепляющей лощеные листы, что даже почувствовала запах типографской краски и услышала шуршание переворачиваемых листов…
– Эй, деваха, – позвал ее бригадир местной братвы Батя – невысокий худой мужик, заросший седой бородой. – К тебе обращаются.