Она попыталась извернуться. Я изо всех сил пнула его в ногу, а Камили укусила за руку. Он выпустил Камили, но схватил меня за волосы. Я закричала – голова у меня будто бы раскололась надвое. Я увидела, как Камили подобрала деревянную доску, прислоненную к одной из хижин. Подбежав к мужчине, она с силой ударила его по голове, и я почувствовала, как он выпустил мои волосы. Ни Камили, ни я не стали проверять, как сильно мы его ранили. Вместо этого мы поступили так же, как и всегда, – пустились бежать со всех ног. Камили бежала впереди, таща меня за руку. Я оглянулась и увидела, что незнакомец преследует нас, и крикнула об этом Камили. Та свернула направо, снова направо, потом – налево. Она все бежала и бежала, а я радовалась тому, что она ведет, потому что сама совершенно заблудилась. Внезапно она остановилась и заколотила в дверь.
– Марина, открой! Открой, пожалуйста! – закричала она, барабаня в дверь.
– Камили, он уже близко! – закричала я.
– Марина,
Я понятия не имела, кто такая Марина, но если Камили ей доверяла, значит, все в порядке. Дверь отворилась, мы с Камили вбежали и крепко захлопнули ее.
– Что стряслось? Камили, что случилось? – спросила женщина в комнате – вид у нее был весьма озабоченный.
– Какой-то человек… гонится… за… нами… – запыхавшись ответила Камили.
В этот момент в дверь громко постучали.
– Впустите меня! Я знаю, что вы там, маленькие шлюшки!
– Скорее, прячьтесь! – шепнула женщина.
В хижине Марины, как почти во всех домах трущоб, была всего одна комната. Мы спрятались за какой-то тумбой, и Марина открыла дверь. Но не успела она и слова сказать, как незнакомец, оттолкнув ее, прошел в комнату.
– Где эти маленькие чертовки? – пьяно пророкотал он.
– Какие? Если ты о тех девчонках, то они уже ушли.
– Черта с два! Ты их где-то прячешь! Смотри, что они со мной сделали!
Мы с Камили переглянулись. Когда мужчина так разгневан, добром это не кончается. Мы обе были напуганы: еще немного, и он нас найдет!
– Зачем тебе какие-то малявки, когда рядом – взрослая женщина? – голос Марины внезапно изменился, стал гораздо мягче и заманчивее. Мы с Камили снова переглянулись: это мы виноваты в том, что происходит, и в том, что Марине сейчас сделают больно.
– Раздевайся! – велел мужчина.
Мы с Камили зажали уши, но даже сквозь ладони слышали его мерзкие стоны и ругательства. Я изо всех сил зажмуривалась, стараясь представить все, что угодно, но все равно слышала его. Когда он закончил, мы с Камили решили, что можно выходить из укрытия – но он не ушел. Спустя несколько часов мы услышали крик Марины и его голос:
– Все вы бабы – шлюхи!
Мы сидели не шевелясь. Наконец он ушел. Мы с Камили переглянулись, гадая, что нам делать. Вскоре Марина сказала, что можно выходить. Она оделась, постелила постель и вела себя так, будто бы ничего не произошло, но мы видели ее грустное лицо. Щека у нее распухла, руки дрожали, пока она пыталась привести комнату в порядок.
– Пойду сварю кофе. Хотите, девочки?
– Да, пожалуйста, – робко пробормотала Камили.
Пока Марина делала кофе, я оглядела комнату. На столике в углу стояла статуя Девы Марии. Голова наклонена, руки вытянуты, будто бы хотят обнять. Сердце ее было ярко-красным, а вокруг него – терновый венок. Перед статуей стояло несколько свечей, а на нее Марина повесила четки. Я не знаю никого из обитателей трущоб, кто не верил бы в Бога, во всяком случае, все они заявляли, что веруют.
Наверное, проще жить, когда веришь во что-то, если верить в себя не получается.
Многим это помогает пережить каждый новый день.
Не задумываясь, я выпалила:
– За что ты так наказываешь нас, Господи?
Камили строго на меня глянула: «Замолчи!» Я повернулась – на меня смотрела Марина.
– Бог не хочет, чтобы мы были счастливы. Он хочет, чтобы мы выжили. Однажды ты это поймешь!
Заглянув в глаза Марине, я что-то там увидела, точнее, не увидела. Казалось, она вот-вот станет призраком, о которых говорила мне мама. А в том, что случилось в тот день, виноваты были мы с Камили.
Марина повернулась и поставила перед нами три чашки. Мы сели и молча выпили кофе, как будто ничего не произошло, как будто все случившееся было лишь частью повседневной жизни.
Трущобы – как государство в государстве, вроде Ватикана, но без Бога. В этом есть своя ирония, потому что именно в трущобах живут самые верующие люди.
Почти никому из обитателей трущоб нет дела до того, что происходит за их пределами, так же, как тем, кто живет в «большом мире», нет дела до существования трущоб. Тем, кто родился там, нелегко пробиться в жизни. Вершина трущобной «карьеры» – стать главарем банды, а они редко живут долго.