Второй шанс. Его дочь

– Адам, – Адам опережает меня и выбрасывает вперёд руку для приветствия. Ещё больше удивляет то, что дядя Зураб, ниже на две головы Адама, уверенно называет своё имя в ответ и отвечает на приветствие. Если бы он был негативно настроен, если бы посчитал ниже себя, если бы не захотел – он бы никогда не пожал протянутую руку.

– Юляш, – вновь поворачивается ко мне папин друг. – А вы с отцом совсем не общаетесь?

Он не может не знать ответа на этот вопрос. Скорее всего, хочет сделать свои собственные выводы из моей реакции. Но я про папу никогда плохого слова не скажу. Тем более постороннему. Пусть я не все усвоила из уст отца, но он меня воспитывал правильно.

– Совсем не общаемся.

– А со здоровьем калишвили? Все нормально? – уточняет чуть ли не шепотом. – Болезнь отступила?

По позвоночнику медленно ползёт озноб. Вдруг становится зябко. Откуда он знает? Точно не от мамы… совершенно точно…

– А откуда вы знаете?

– Так Гоша мне ещё тогда звонил, просил посоветовать хорошего хирурга. Он чуть ли не весь город на уши поднял.

Дыхание внезапно замирает. Я не могу пошевелиться. Такое чувство, что легкие наполнены раскалённым песком – так сильно жжёт изнутри. Папа сам… обзванивал знакомых? Неужели мама на него повлияла? Но… его бы никто не смог заставить делать то, что ему неприятно. И если он звонил друзьям, значит, это было его собственное желание.

Я искренне пять лет верила, что ему на меня совсем наплевать. И что все то, чем мама мне помогает, на самом деле стояло ультиматумом. Во всяком случае, это всегда подразумевалось с ее слов.

Опускаю глаза, надеясь, что дядя Зураб не заметит влажный блеск обжигающих бесконтрольных эмоций.

Он, несмотря на своё громкое заявление и обвинения, пытался найти хорошего специалиста?

– Юля, а работаешь все там же? В журнале?

Глаза мгновенно высыхают. Я даже подаюсь немного вперед. Ну этот-то вопрос мама точно вряд ли обсуждала на посиделках с друзьями.

– Да. Я там несколько лет была внештатным сотрудником, работала удаленно. Теперь в издательство езжу. А вам и это известно? – жду ответа. Но его все нет. Мужчина не спешит отвечать. Тогда я сама уточняю. – Тоже папа спрашивал?

– Нет, там иначе было. Он хотел поднять связи, чтобы тебя взяли, но ты уже и сама устроилась. А ты что, не знала, дочка?

Комок застрял в горле и теперь мешает говорить. Все, на что меня хватает – коротко мотнуть головой.

– Юляш, ты б с отцом поговорила. Не дело это – столько лет обижаться.

Вот так, наверное, это и выглядит со стороны. Папа старался, переживал. А я неблагодарная. Отца опозорила, да еще и обижаюсь. Но… это было так горько и больно, услышать от него страшные слова: не дочь ты мне больше. Рассказала я о беременности сначала именно ему, а не маме, потому что доверяла ему и считала, что он меня поддержит всегда, даже если я ошибусь. Он был для меня непререкаемым авторитетом. А он… он так легко от меня отказался. Перечеркнул все, что было в нашей семье.

Мне казалось, я знаю, почему он так легко это сделал, но в глубине души было противно признавать правду: я ему никогда не была нужна по-настоящему. Только мама. Хотя раньше казалось иначе. Я думала, что он меня любит. Дорожит мной. Счастлив, что у него есть я. А оказалось, что нет. Один промах – и вот уже есть повод отречься от дочери. И никто его не осудит. Тогда мне безумно безнадёжно хотелось, чтобы мама от него ушла. Чтобы разорвала с ним любую связь. Потому что он меня предал. Предал семью и наше общее доверие. Да, я правда ошиблась, но я даже подумать никогда не могла, что он вычеркнет меня из своей жизни. Родной человек просто отвернулся в трудную минуту. А он был мне так нужен… я его очень любила. Он был для меня идеалом. А стал чужим.

Да, я желала, чтобы мама ушла от папы. Это было очень эгоистично, знаю. Но боль от предательства отца проехалась по мне во много раз сильнее равнодушия Адама. Неизвестно, что меня подкосило больше: безответное чувство и щепетильное положение или потеря одного из самых близких людей в моей жизни. Я знала, что финансовая помощь от мамы – это участие отца. Столько раз я представляла, с каким неудовольствием и раздражением он дает маме деньги, как противно было от мысли, что сама я оказалась круглой идиоткой и даже вздохнуть не могла свободно, бросив отцу в лицо его деньги, потому что они были мне нужны. Я себя очень плохо чувствовала, особенно в первые месяцы беременности. Сменила две работы, а мама постоянно ругала меня за «лишнее» рвение. На работу меня брать не хотели никуда. Конечно, позже, как оклемалась, там уже и живот гордо выпирал из-под одежды…

Мне очень повезло в тот период устроиться в издательство удалённым сотрудником. Я думала, что я сама этого добилась. А оказывается… ещё неизвестно, так ли это на самом деле.

– Нам пора идти, дядя Зураб. Очень рада была повидаться. Передавайте привет… – не успеваю назвать имя его супруги.

Глаза папиного друга излучают тепло:

– Конечно. Обязательно передам.

Спустя пять минут мы уже выдвинулись в направлении нашего первоначального плана.