– Они отворачиваются не от меня, сын мой, а от того, что я представляю. От церкви. И не только от христианства; в Эдене есть небольшая мусульманская община, они тоже отворачиваются от своего учения, а ведь мусульмане в своей преданности превосходят даже бывших католиков. Нет, сродственная связь уводит людей от Бога, от веры. Она делает их сильнее в своем единстве.
– Но ведь это хорошо?
– Я бы хотел, чтобы было так, сын мой. Но подобная самоуверенность граничит с гордыней. С абсолютным отрицанием Бога. Я не могу одобрить то, что здесь происходит. И от всей души призываю вас еще раз поговорить с детьми, попытаться показать, насколько легковесной в итоге будет их жизнь, проведенная здесь.
Я целую минуту молчал и смотрел на него, слишком изумленный, чтобы что-то ответить. Да что он может знать о сродственной связи? Что дает ему право выносить суждения? Все мои предубеждения по поводу церкви и слепой догмы вновь всплыли на поверхность.
– Я не уверен, что смогу это сделать, отче, – сдержанно ответил я.
– Я знаю, сын мой. И молюсь о даровании прозрения. Но я действительно ощущаю, как божественный дух покидает Эден. Господь наш в своей мудрости дал человеку многие слабости, чтобы мы познали смирение. А ныне эти люди ожесточают свои души. – На секунду его лицо помрачнело под гнетом тяжких сожалений, но он тотчас вернул привычную спокойную улыбку. – А теперь, прежде чем вы уйдете, сын мой, не хотите ли исповедаться?
Я поднялся, надев маску холодной вежливости. Господи, ну почему невозможно нагрубить человеку в рясе?
– Нет, отче, мне не в чем исповедоваться.
– Ты все слышал?
– спросил я у Эдена, возвращаясь к своему джипу.– Слышал.
Отзвук безграничной невозмутимости, сопровождавший ответ, успокоил меня. Отчасти.
– И что ты думаешь? Мы действительно используем ваш разум и сродственную связь в качестве успокоительного?
– Что я могу вам сказать, шеф Парфитт? Я уверен, что священник ошибается, хотя он достойный человек и желает добра.
– Да уж, сохрани нас, Господи.
– Как вы намерены решить проблему с семьей?
– Боже, я не знаю. Полагаю, ты видел меня с Хой Инь?
– Да. Ваше сопряжение зарегистрировано моими сенсорными клетками.
– Сопряжение,
– пробормотал я. – Кажется, такого термина для этого акта я еще не слышал.– Винг-Цит-Чонг объяснял, что к некоторым аспектам человеческой жизни надо относиться с величайшей осторожностью. Секс один из них.
– В этом он безусловно прав.
Я направил джип на дорогу, ведущую к полицейскому участку. Там имелось бытовое помещение, где можно было принять душ и смыть с себя
Я почти инстинктивно заглянул в наш домик. Джоселин сидела в гостиной и смотрела репортаж о спуске облачной драги. Два сервитора-шимпа мыли плиты тротуара в сотне метров от палисадника. Незаметно направить одного в дом было бы не трудно. Три комплекта формы висели в гардеробной – в память о вчерашнем вечере: Джоселин бережно развесила одежду, стараясь ее не помять.
Нет.
Не стану прибегать к этим уловкам. Но и признаваться я тоже не собирался.
Это не выход.
– Босс?
– донесся до меня вызов Шеннон.– Привет.
Кажется, я допустил слишком явный всплеск радостного облегчения в своем отклике. В ответ донеслось некоторое удивление.
– Э, я расколола оставшиеся файлы Маокавиц, босс.
– Отлично, что в них?
– Мне кажется, вам лучше бы приехать к ней в дом и посмотреть самому.
– Уже еду.
В мыслях Шеннон чувствовалось сдерживаемое волнение. Я развернул джип и поехал к уютному жилому кварталу на окраине города.
У входа в дом меня приветствовал Дэвис Кальдарола. Темные очки и размеренные, осторожные движения указывали на классический случай тяжелого похмелья.
– Извините меня за вчерашнее,
– смущенно промямлил он. – Со мной редко такое бывает.– Не беспокойтесь. На своей работе я повидал немало безутешных людей. Поверьте, вы вели себя достаточно сдержанно.
– Спасибо.
– Где офицер Кершоу?
– В кабинете.