Второй выстрел

— Можно сказать, ничего… — печально признался он. — Но я все-таки надеюсь… Тут, видите ли, есть два пути — так сказать, путь Холмса и путь Пуаро. Первый — это «обгорелые спички», что в нашем случае означает — «пули и гильзы». На этом пути сделано все возможное. Марка оружия известна. Я вам, по-моему, говорил, что такого давным-давно не выпускали. Теперь дело за малым — найти сам револьвер. Стрелявший его не бросил, а вынес на себе, хотя подвергался большой опасности. Что это может значить? Вероятно, револьвер мог каким-то образом на него указать, а значит, вынести его было все-таки безопаснее. Если, конечно, исходить из того, что стрелявший вообще как-то рассуждал, а не действовал по наитию… Еще есть путь Пуаро. Что это значит? Это значит: плюнуть на спички и гильзы, а просто сесть, сосредоточиться и попробовать понять, как могло получиться, что двое стреляли одновременно. Не исключено, что решение этого вопроса приблизило бы нас к решению другого — о личности убийцы. Я не говорю: «решило бы вопрос», я говорю: «приблизило бы». Итак… Почему их было двое и почему они стреляли одновременно? Совпадение теоретически возможно, но, согласитесь, крайне маловероятно…

Тут он вдруг как будто очнулся, потряс головой и посмотрел на меня с видом только что проснувшегося человека.

— Простите, Володя, — виновато пробормотал он. — Я должен был сперва спросить вас, готовы ли вы в этом участвовать. Если я морочу вам голову…

— Нет! — запротестовал я. — Зачем вы спрашиваете? Вы же сами понимаете…

Это его «участвовать» я понял как «следить за ходом мысли». Забегая вперед, скажу, что очень скоро его предложение приобретет несколько иной смысл. Не исключаю, что Мышкин в тот момент уже предполагал что-то в этом роде, потому и выбрал именно это слово. Точно, впрочем, не скажу…

— Ну хорошо, — сказал Мышкин. — Тогда извините еще раз… Поехали дальше. Если это не совпадение, то резонно предположить, что второй стрелок заранее знал: во время спектакля сложится, так сказать, благоприятная обстановка для покушения — звонок о теракте, газовая атака, суматоха и так далее… Этот второй стрелок — назовем его «игрек», потому что «икс» — это, конечно, первый стрелок — так вот, этот игрек решает эту ситуацию использовать. Очевидно, однако, что ему известна только часть программы, и это странно. Ведь весь этот теракт был не чем иным, как дымовой завесой для выстрела икса. Из каких соображений игрек мог продублировать первый выстрел? К примеру: игрек знает, что икс — плохой стрелок, и боится промаха. Это, конечно, некоторый абсурд… Зачем асфомантам выпускать на такое дело плохого стрелка? Или так: для игрека это личная месть, ему важно совершить акт возмездия собственной рукой. Но это тоже как-то уж слишком… Если вы спросите меня, то, по-моему, все дело в какой-то информационной ошибке. Игрек почему-то делает вывод, что провокация не поведет к убийству. Бомбочки будут, Ходынка будет, а убийство — нет. Вопрос в том, как это могло произойти. Кто-то ввел его в заблуждение сознательно? Он сам что-то неправильно понял?

Мышкин долил себе остывшей воды Из чайника, сделал несколько больших глотков и продолжал:

— А что, если игрек знал о том, что готовится, не от асфомантов?.. То есть даже не просто «не от», а с какой-то совсем другой стороны?

— С какой — другой? — я почувствовал, что теряю нить.

— Ну например, со стороны жертвы… Хотя тут у меня все смутно, — признался он. — Смутно и туманно. Тут как раз, может быть, вы могли бы помочь. Я ведь когда вас всех расспрашивал… я думал, может, кто-нибудь в доме чего-нибудь заметил и вспомнит…

— Я ничего не помню, — сказал я. Последняя часть его рассуждений показалась мне совершенно неубедительной, чтобы не сказать завиральной. Что, отец сам сказал кому-то: «Тогда-то и тогда-то на меня будут покушаться, но не убьют, так что вы уж придите и разберитесь»? Чепуха какая-то! Я почувствовал острый приступ разочарования и опять вспомнил было о немужской руке, как вдруг в моей голове ни с того ни с сего в очередной раз всплыл Мёбиус.

— Был один дурацкий разговор… — неуверенно произнес я. Между прочим, если бы он не наговорил всего того, что показалось мне полной глупостью, я бы, наверное, постеснялся вылезать с этим Мёбиусом. А так я подумал — почему бы и нет?

— Что за разговор? — моментально насторожился он.

Я пересказал, все-таки слегка смущаясь, нашу беседу за столом, Петькину историю про сына математички и фразу про Мёбиуса, которую отец обронил у себя в кабинете. По ходу дела я вспомнил, что он поминал этого Мебиуса еще раз — у Ольги, и рассказал об этом тоже. Мышкин отнесся к моему сообщению в высшей степени серьезно и даже как будто вдохновился.

— А знаете, Володя, — задумчиво проговорил он, — ведь не исключено, что где-то тут кроется ключ к разгадке… Ну, может, не ключ, может, ключ — это слишком сильно… скажем так: подступ. Это, кстати, совпадает и с моими ощущениями: что-то спуталось и наложилось, и перешло одно в другое… Значит, вашего отца что-то беспокоило?