Второй выстрел

— Ну да, — ответил я, удивляясь, что мать не поделилась с сыщиками своими впечатлениями. Уж она-то точно знала, что с отцом что-то не так! Почему же было не рассказать? Ее не спрашивали? Может, и не спрашивали… но по спине у меня все равно пробежал неприятный холодок.

— Ну да, — повторил я. — Он волновался… Несколько дней был совсем не в себе.

— Можете уточнить? — попросил Мышкин. — Испуганный, растерянный, возбужденный?

— Всего понемножку, — ответил я, честно стараясь как можно точнее восстановить картину. — Сначала растерянный, потом возбужденный и вроде даже довольный, потом, кажется, испуганный. (Я не стал ссылаться на мать.)

— Внешние поводы были? Я имею в виду — что-нибудь заметное окружающим…

— Были поводы, — сказал я. — Сначала он получил письмо… — и я рассказал следователю, что происходило в те дни — от письма до открытки на «Фауста», — стараясь ничего не упустить. Если бы Мышкину пришло в голову спросить, почему я рассказываю об этом только сейчас, а не раньше, сразу после убийства, когда со мной беседовали, я бы решительно не знал, что ответить. Я как-то не помнил, чтобы меня спрашивали об особенностях отцовского поведения… В общем, я рассказал ему все и забыл только одну крошечную деталь — непонятный вопрос отца про анаграммы и его нелепое «откуда ты знаешь?» в ответ на мое упоминание о Соньке.

Мышкин выслушал меня с величайшим интересом.

— «Фауст»… — пробормотал он потом. — Черти, дьяволы, «Фауст», асфоманты… Господи! Голова кругом идет! Что же за письмо такое? Письма, конечно, не найти… Уничтожил, наверняка уничтожил… Ну хорошо, попробуем подойти с другого боку. Вы знаете, кто именно был в тот вечер в гостях у Ольги?

Я снова ощутил неприятный холодок. В сущности, Ольга прямо назвала мне только одно лицо…

— Н-нет, — промямлил я. — Она сказала: «полно народу», «обычная компания» — что-то в этом роде…

— Нет — так нет, — внимательно глядя на меня, сказал Мышкин. — Что ж… — он помолчал. — Давайте договоримся так. Я попробую добиться официального расследования. Встретимся дня через два — в любом случае, независимо от моих успехов. Согласны?

— Конечно, — ответил я, вставая. — А можно последний вопрос?

— Да сколько угодно! — воскликнул Мышкин.

— А с теми, с асфомантами, что-нибудь прояснилось? Или этим вообще никто не занимается?

— Как это — не занимаются? — удивился Мышкин. — Что это вы такое говорите, Володя? Еще как занимаются! Только не мы, а спецслужбы, управление по борьбе с терроризмом, я же говорил вам…

— Понятно, — сказал я. — Ну ладно… Всего хорошего, я пошел.

— До встречи! — улыбнулся Мышкин. Улыбка у него была хорошая, а взгляд все-таки какой-то… не то что тяжелый… а грустный, что ли?

ГЛАВА 9

Мышкинские логические игры меня раззадорили. Дома я взял бумагу, ручку и принялся вычерчивать разные схемы, пытаясь разобраться с иксами и игреками. В результате я, как и следовало ожидать, запутался окончательно. Мои размышления привели меня к потрясающему по глубине и осмысленности выводу, что икс — это игрек, а игрек — это икс, после чего я плюнул, порвал все бумажки и снял с полки «Первую любовь». Вообще-то я хорошо ее помнил (еще бы мне ее не помнить, когда я перечитывал ее тем летом трижды — уж очень все было похоже!), но на всякий случай перечитал снова, очень внимательно. Ничего от этого не изменилось — ни персонажей вообще, ни покойников в частности больше не стало. Никто не говорил и не делал ничего подозрительного. Была там, правда, одна фразочка про то, что граф Малевский подсунул бы сопернику отравленную конфетку. И вообще, этот Малевский был, конечно, весьма подозрительным типом… Ну и что? Я стал соображать, кого из Ольгиных посетителей можно было бы «назначить» графом Малевским. Не так-то это было просто… От этих размышлений меня отвлек Петька, явившийся ко мне в комнату с таинственным видом и с не менее таинственным «надо поговорить». Я знал, о чем пойдет речь. Петька у нас в те дни сделался человеком одной темы. После первого шока, слез и испуга наступила вторая фаза — он принялся искать преступников. Все его разговоры были теперь исключительно на детективные темы, он все время к чему-то прислушивался, приглядывался и обнаруживал вокруг массу подозрительных деталей. По свойству характера он не мог держать своих наблюдений при себе, ему необходимо было немедленно с кем-нибудь поделиться. Так что все мы были более или менее в курсе его «открытий» и планов, ближайший из которых состоял в том, чтобы обнаружить убийцу, а перспективный — в том, чтобы стать знаменитым сыщиком. Все это было, с одной стороны, понятно, но с другой — все-таки как-то ненормально. Мать сказала: ничего делать не нужно, со временем это пройдет. Наверное, она была права. А пока мой братец бродил по дому с настороженным видом и время от времени отводил кого-нибудь в сторонку, чтобы сообщить таинственным шепотом очередное соображение — разумеется, полный бред.