Второй взгляд

— Ох, скорее бы они отсюда убрались! Скорее бы все это закончилось! Ведь каждый день слышишь о каких-то новых дурацких сюрпризах. Мирт Клуни рассказала мне, что попугай Уолли Лафлер теперь поет песни Эдит Пиаф. По-французски, разумеется. А знаешь, что вытворяет кофемашина здесь, в нашем офисе? Отказывается выдавать что-либо, кроме лимонада. — Внезапно Лотти расплылась в улыбке. — Прости, ты наверняка пришла сюда не для того, чтобы выслушивать жалобы старой толстухи. Чем я могу тебе помочь?

Шелби, не моргнув глазом, соврала, что директор библиотеки просил ее проверить некоторые факты. Через десять минут она уже сидела в подвальном помещении архива в окружении коробок с документами. Пожелтевшие карточки, хранившие сведения о рождении и смерти жителей города Комтусук с 1877 года и до наших дней, лежали здесь долгие годы, но ни у кого руки не доходили, чтобы привести архив в порядок.

Росс не просил о помощи. Может, именно поэтому Шелби и решила сюда прийти. После ссоры в больнице он старательно избегал встреч с сестрой. При этом проявлял вежливость, которая ранила Шелби хуже откровенного хамства: оставлял на столе записки с сообщением, что вернется от четырех до пяти утра; когда в холодильнике заканчивалось молоко, непременно покупал новую упаковку и так далее. В доме повисло молчание, и казалось, невысказанные слова заползают под ковер, так что Шелби порой опасалась споткнуться о какое-нибудь из них. Ей отчаянно хотелось набраться смелости и спросить у своего маленького братика: «Разве ты не понимаешь, что я поступаю так из любви к тебе?» Но она боялась услышать в ответ то же самое.

Шелби надеялась, что тучи скоро развеются, Росс сменит гнев на милость и сам сделает первый шаг к примирению. Не зная, как показать ему, что сожалеет о случившемся, она решила в качестве извинения добыть информацию, которая может оказаться брату полезной.

Коробка, где лежали заключения о смерти 1930 года, в конце пятидесятых пережила наводнение, и чернила на некоторых карточках были так размыты, что Шелби не могла разобрать имен умерших, не говоря уже о прочих сведениях. На дне коробки обнаружились листки ежегодника городского совета, а также календарь за 1966 год. «Название города Комтусук, — прочла Шелби на обложке календаря, — происходит от слова „кодтозик“, что на языке индейцев племени абенаки означает „сокрытый“ или „спрятанный“. Вне всякого сомнения, здесь имеются в виду ценные залежи гранита, обнаруженные в карьере „Ангел“».

Утверждение отнюдь не бесспорное, подумала Шелби.

Она продолжила свои изыскания и принялась за стопку свидетельств о смерти 1932 года. Документы не пострадали от воды, но резинка, которой они были перехвачены, так износилась, что порвалась у Шелби в руках. Карточки, пахнувшие засушенными цветами и серой, рассыпались у нее на коленях. Шелби стала поспешно их просматривать. БЕРТЕЛМЕН АДА. МОНРО РОУЛИН. КВИНСИ ОЛИВ.

Две карточки слиплись вместе. Заметив это, Шелби разобрала, что на обеих значится одна и та же фамилия: Пайк. Первая — свидетельство о смерти безымянного мертворожденного младенца, появившегося на свет на три недели раньше срока. Приблизительное время смерти — 11:32. Вторая карточка — свидетельство о смерти миссис Спенсер Пайк. Время смерти — 11:32.

Несмотря на то что в архиве было жарко и душно, Шелби пробрала дрожь. Не только оттого, что эта несчастная, миссис Спенсер Пайк, скончалась в возрасте восемнадцати лет, не успев подержать на руках своего ребенка. И не только потому, что ее бедное дитя не сумело сделать ни единого вздоха на этом свете. Дело было в составе, скрепившем обе карточки. Шелби не была специалистом, но она не сомневалась: это кровь.

Руби Уэбер было тяжело это признавать, однако она старела. Она всем говорила, что ей семьдесят семь лет, хотя на самом деле ей было восемьдесят три. Ее губы двигались, будто проржавевшие дверные петли, глаза неожиданно застилала туманная пелена. Что хуже всего, она могла задремать, не закончив начатой фразы, бессильно свесив голову, как и положено дряхлой старухе. Когда-нибудь она вот так задремлет, думала Руби, и забудет проснуться.

Лишь бы это произошло не раньше, чем Люси сможет без нее обходиться, вздыхала про себя Руби. Лекарства, считала она, помогают правнучке, однако имелся один весьма странный побочный эффект: ночные кошмары Люси просочились через стены коридора в спальню Руби. Теперь, вне зависимости от того, когда и где старая женщина начинала дремать, ей непременно снился телефонный звонок. Тот звонок, что разрушил ее жизнь.

Это произошло восемь лет назад, в дождливый понедельник. Руби подняла трубку, думая, что звонят из аптеки, — наверное, прибыли лекарства от артрита, которые она заказывала. А может, это ее дочь Люкс звонит из супермаркета сообщить, что будет дома через несколько минут. Но голос на другом конце провода принадлежал призраку…

Когда вернулась Люкс, Руби сидела неподвижно, с трубкой в руках.