Второстепенный

– Ты еще максималистка, – волшебник снова по-отечески обнял красавицу. Не стоило вообще поднимать эту тему. Теперь Серетун это понимал и начал успокаивать Астролябию. – Любой мир, если в него, конечно, верят, имеет право на жизнь. Ученые давно бьются над загадкой появления Вселенной. Говорят, материя не могла существовать всегда, но из ниоткуда она тоже не могла прийти. Парадокс мироздания. Нам будто намекают, что материи в привычном смысле нет. Все, что ты видишь вокруг, все, из чего ты сама сделана – лишь ткань повествования. Нить за нитью, Дима создал нас, как единый сюжет. Ошибок много, дыр – тем более, но мы живы, а значит – он в нас верит. И не так уж важно, кто он такой. Если он есть и пишет нас, то в него тоже верят. А значит, мы будем живы, пока сами не утратим желание. Даже после того, как нас допишут.

– Хорошие слова, – тихо сказала Астролябия. – Вдохновляющие. Совсем не сочетается с истерикой, которую ты мне только что закатил.

– Вот вредная, – Серетун мягко шлепнул девушку по колену. – Вспылил, каюсь. Только Алуфтия все равно надо вернуть.

– Я не знаю, как, – честно сказала красавица.

– Ты вырезала его из ткани, и теперь там дыра, – многозначительно произнес волшебник. – Что мы делаем в этом случае?

– Ставим заплатку, – ответила Астролябия.

– Вперед, – с улыбкой сказал волшебник. Сила силой, а голова на плечах тоже нужна.

– Так и сказал – не убивать его? – Майк изумленно смотрел на меня.

– Каково, а? – выразительно спросил я. – Собственный персонаж грозился меня придушить.

– Мне кажется, у тебя все равно есть преимущество, – растягивая слова, проговорил кадет. – Такое огромное, что против него не попрешь.

– Какое же, родной? – саркастично поинтересовался я. – Мне четко дали понять, что я могу потерять книгу навсегда.

– Да, конечно, – согласился мьянмарец. – Но ты ведь сам автор, и тебя в книге сейчас нет. Как же тебя можно придушить там, если ты здесь?

– А что, – я задумчиво приложил руку к лицу. – Это действительно верная мысль. Наобещать я мог все, что угодно, а вот выполнять не обязан. Кто тут начальник, в конце концов?

– Воспитываешь кадета? Эт правильно, – одобрительно сказал капитан по-русски, бесшумно поднявшись на мостик.

– Не надо его воспитывать, – ответил я. – Золотой человек, ей-богу. Еще и буддист.

– Та ладно, – удивился капитан. – И что рассказывает?

– Что расскажешь про свою религию? – обратился я к Майку по-английски. – Вон, мастер интересуется.

– Это, скорее, философское учение, – важно сказал кадет, воздев палец вверх.

– Да я просто так спросил, – надулся Антон Сергеевич. – Для поддержания беседы. Не так уж это интересно.

– Кому что, – многозначительно ответил я.

– И то верно, – согласился капитан. – Я тебя подменю. Закинешь мне в каюту пивка?

– Кто вы такие и почему пришли? – грозно вопрошала Клофелина, обнаружив в собственной гостиной чужаков.

– Видите ли, сегодня произошла чудовищная ошибка… – учтиво заговорил Натахтал.

– Чудовищная ошибка-шмошибка, – передразнил его Серетун. – Жестче надо быть. Гони детей, мегера!

– Каких еще детей? – состроила дама из себя дурочку с невинными глазками.

– Полуорков, которых тебе с утра продали два старичка, – терпеливо ответил Серетун.

– Ах, детишек, – неприятным голосом протянула Клофелина. – Сразу бы так и сказали. Может, кальянчику сначала? Шмаликус!

– Опять? Ну хватит уже, – взмолился волшебник.

– Чего изволите? – спросил крепкий молодой парень и подошел к даме на зов.

Клофелина что-то шепнула ему на ухо и отпустила.