Вторжение

Сборные стальные детали смонтировать было нетрудно. И бетонные заливки сделать тоже оказалось довольно просто — стоило только внимательно прочитать инструкции. И даже приладить фильтр и выхлопной блок оказалось не так уж трудно, когда он полностью разобрался, что следует делать. Ну, а разные там трубы и их сочленения провести в убежище — это вообще, как выяснилось, дело пустяковое. И еще он купил по дешевке трюмную помпу, но, по счастью, пользоваться ею пока что не было причин. Внутри он разместил койку, она же стул, положил на нее поролоновый матрац; ну еще стол, калорифер и газовая плита с грилем, бутановый газ, лампы на батарейках... Ну, полки он, конечно, набил разными консервами, бутылками, сухим питанием, порошковым молоком, сахаром, солью — словом, вполне достаточно, чтобы можно было продержаться там пару месяцев. Было у него в убежище и радио с запасными батарейками (правда, здесь, под землей, ему удавалось расслышать в нем только потрескивающий шумок), аптечка, моющие средства, вполне достаточный запас книг и журналов (конечно, никакой этой пакости насчет девочек — штучек подобного сорта он не одобрял!), карандаши и бумага (и, между прочим, приличный комплект туалетной бумаги), отличные дезинфицирующие средства, разные ножи-ножички, посуда, открывалка для консервов, открывалка для бутылок, кастрюли, свечи, одежда, постельные принадлежности, пара часов (их проклятое тиканье едва не свело его с ума в первые несколько дней, а теперь он, представьте себе, даже не замечал его), календарь, ну и баллон с водой на 12 галлонов. Водой, правда, он никогда не пользовался без стерилизующих таблеток “Милтон энд Моу Симпла”. Даже для мытья посуды и столовых приборов, не говоря уж о питье.

Ах да, еще одно недавнее приобретение — дохлая кошка! Он не имел ни малейшего понятия (а кошка не рассказывала) о том, как это мерзкое животное проникло в его крепко запечатанное убежище, но предполагал, что кошка могла заползти туда за несколько дней до того, как начали падать бомбы. Растущего напряжения в мировой обстановке было вполне достаточно, чтобы подхлестнуть Мориса к стадии РЕШАЮЩЕЙ ПОДГОТОВКИ (как, впрочем, и предыдущих четырех или пяти подобных кризисов с той поры, как он обзавелся этим убежищем). Эта чуткая тварь, видно, вынюхала сюда дорогу, когда он, Морис, носился от дома к убежищу и обратно, оставив приоткрытым люк в своей боевой рубке. Да-да, он ведь придал своему сооружению вид подводной лодки. Правда, вход в боевую рубку сделал в одном из концов убежища, а не посередине. А эту кошку он не заметил, пока не настало утро после катастрофы.

Морис вдруг отчетливо вспомнил это светопреставление, этот кошмар, отпечатавшийся в его мозгу не хуже изящнейшей и подробной фрески. О Боже, как же он тогда перепугался! Но зато уж и порадовался позже на славу.

Почему? Да потому, что все эти месяцы рытья, монтажа, обустройства — и ведь ему приходилось терпеть язвительные насмешки соседей! — окупились с лихвой. Они, гогоча, называли его “Морисовым ковчегом”. Что ж, теперь-то и он понял, сколь удачным было это определение. Ну если, конечно, не считать того, что строилось это не для проклятых зверей.

Он вытянулся на койке, испытывая тошноту от мерзкого запаха. Но все же он отважился глотнуть скудеющего воздуха. В ослепительном свете газовой лампы его лицо казалось особенно бледным. Сколько же их там осталось наверху, живых? Сколько его соседей умерли, правда, теперь уже не смеясь? Всегда одинокий, не останется ли он теперь и в самом деле навек в одиночестве? Вы будете смеяться, но Морис надеялся, что нет.

Он, конечно, мог бы позволить кое-кому из них разделить с ним его прибежище. Ну, может быть, одному-двум, но уж очень трудно было отказать себе в удовольствии захлопнуть люк прямо перед их охваченными паникой лицами. Вот клацнули замки ротационного запирающего механизма, намертво захлопнулся герметический люк с наружной стороны борта боевой рубки — и завывание сирен воздушной тревоги стало едва слышным, а отчаянный стук его соседей в крышку входа превратился в приглушенную возню каких-то насекомых. Ну, а грохот взрывов, потрясших землю, вскоре положил конец и этим звукам.

Морис тогда припал к полу, вжавшись в прихваченные с собой одеяла, и почти не сомневался, что это оглушающее давление расколет его металлическую скорлупу, как орех. Теперь-то он давно уже потерял счет тому, сколько раз сотрясалась земля. Тогда, хотя точно он не мог припомнить, ему казалось, что он потерял сознание. Куда-то вдруг совсем исчезло время, и следующее, что ему удалось вспомнить, было пробуждение на койке в ужасе от ощущения тяжести на груди и теплого, зловонного дыхания прямо у лица.