Вторжение

— Вы знаете, Кэт, а ведь Калвер одинок, у него никого нет. До Кэт, казалось, не сразу дошел смысл этих слов: она вся была во власти своих воспоминаний.

— Откуда вы знаете? Он сам рассказал вам об этом?

— Нет. Не совсем так.

Клер снова закурила и сказала, как бы забыв о предмете разговора:

— Я давно уже пыталась бросить курить, но, кажется, сейчас в этом нет особенного смысла. Вряд ли курение в нынешних обстоятельствах представляет какую-то опасность. Да, так вот о Калвере. Пару ночей назад, когда у него был сильный жар, он плакал во сне и звал кого-то. Но это был все-таки бред, и я не очень хорошо поняла, кого он имел в виду.

— Может быть, это тот, кого он потерял во время катастрофы?

— Нет, у меня создалось такое впечатление, что все, о чем он вспоминал, произошло давно. Он без конца повторял одну и ту же фразу:

“Я не могу спасти ее, она тонет... она погибла, погибла...” По-видимому, эта женщина, невеста или жена, утонула, и все это время его преследует чувство вины. Причем мне кажется, что его бред, так же как и его сны, классическое проявление невроза — синдром вины. Возможно, они поссорились, и его не было рядом в тот момент, когда она утонула. А чувство вины преследует его до сих пор. Может, потому он спас вас в туннеле, рискуя своей жизнью.

— Из-за чувства вины перед той женщиной? — удивленно переспросила Кэт.

— Ну не совсем так прямолинейно. Или он пытается каким-то образом искупить свою вину, которой, быть может, и не было, или совершенно не дорожит своей жизнью, что, впрочем, безусловно вытекает одно из другого. Вы ведь, наверное, знаете, что после взрыва бомбы он пытался спасти ослепшего Дили. А когда увидел вас в туннеле, то тут уж явно поставил на карту собственную жизнь, потому что шансов вам всем втроем спастись практически не было. Он вполне мог сделать вид, что не заметил вас.

— Может быть, он просто очень смелый человек?

— Очень может быть. Хотя, признаться, я не часто встречала настоящих смельчаков. Однако, насколько я поняла, вас больше беспокоит болезнь Калвера. Я думаю, что через пару дней он будет в норме. Сейчас он спит. На вашем месте я бы вечером навестила его. Мне кажется, он очень обрадуется. Вообще я думаю, вам надо почаще встречаться.

— Нет, нет, мы слишком мало знакомы для этого. И так много всего случилось за эти дни. Вряд ли что-то может у нас получиться.

— Я вовсе не это имела в виду. Я подумала, что вы можете поддержать друг друга. Вы оба нуждаетесь в этом. Но если хотите знать мое мнение, то я не понимаю, почему вас так пугает близость с Калвером. По-моему, в нашей ситуации довольно нелепо говорить о том, что вы недавно знакомы или плохо знаете друг друга. Для того чтобы спать с мужчиной, вообще не обязательно знать его очень хорошо. Зато вы с Калвером вместе пережили такое потрясение. И вообще я посоветовала бы вам, Кэт: живите минутой, не думайте о том, что будет, когда мы выйдем из этого убежища. Потому что... неизвестно, выйдем ли мы отсюда когда-нибудь.

— Я вообще не хочу ни о чем думать, тем более о будущем.

— Это не зависит от вашего желания, всем нам придется думать о будущем. Может быть, мы единственные, кто выжил в этой катастрофе.

— Доктор Рейнольдс...

— Давай не так официально, Кэт. Называй меня по имени.

— Да, Клер, спасибо. Ты не думай, я все понимаю. То, что произошло там, наверху, ужасно. Это действительно катастрофа. Последствия ее будут трагическими. Я знаю, что теперь уже ничего не будет, как прежде. Но сначала мне все было безразлично. Я слушала вас и ничего не слышала. А сейчас что-то изменилось. Я не только переживаю все происходящее, но и хочу выжить. Я хочу выжить. Я хочу жить, несмотря ни на что. Мне надо только немного прийти в себя. А потом я буду помогать тебе. Конечно, из меня не выйдет хорошей медсестры: я ужасно боюсь крови. Но я постараюсь. Я буду делать все, что в моих силах.

Клер улыбнулась и похлопала Кэт по руке.

— Вот и отлично, — сказала она.

Некоторое время они молча пили кофе.

Доктор Рейнольдс думала о том, что ожидает каждого из них, когда они выйдут из убежища. Она понимала, что если не все, то большая часть городских больниц разрушена, а из медицинского персонала в живых осталось, видимо, немного, если вообще кто-то остался. Какая же колоссальная нагрузка ляжет на плечи тех, немногих, если в городе возобновится какая-то жизнь или какое-то подобие жизни. Это будет непосильная нагрузка.