Неловкие пальцы однокурсницы под ее юбкой в кинотеатре, которые никак не могли нащупать и отодвинуть резинку трусов, не считались. И тот дурацкий момент в туалете на квартире у друзей, когда она застала бой новогодних курантов с членом во рту и от смеха не смогла довести начатое до конца. На первом курсе она подрабатывала натурщицей в художественном училище – ей нравилось, как перваки строили из себя серьезных мастеров, но все равно не могли скрыть выступающий на щеках румянец. Ее тело выгибалось на десятке эскизов, и она любовалась ими, будто смотрела в десяток зеркал одновременно.
Когда все закончилось, дядя Андрей натянул штаны и затих рядом. Из-за бушующего снаружи дождя его дыхания не было слышно, и Лара успокоенно подумала, что он умер. На рассвете, когда она выбралась из палатки, чтобы застирать спальный мешок, оказалось, что речка осталась на прежнем уровне. Дождевая капля сорвалась с ветки и разбилась на ее лбу, а больше о ночной грозе ничего не напоминало.
В туалете Лару стошнило сырым пельменем. Прополоскав рот, она вернулась в комнату и открыла ноутбук. На рабочем столе вспыхнул огнями вечерний Манхэттен. Похожий кадр был на фотообоях, которыми оклеили стену напротив кровати Лары в детской, на прошлой квартире. На том снимке еще стояли башни-близнецы. В том доме они еще жили втроем. Вместо дневного сна маленькая Лара рассматривала глянцевые небоскребы, представляя, как в одно из тысячи окошек на другом конце земли выглядывает она сама, уже взрослая. Лара прочитала у кого-то в инстаграме[6]
про визуализацию, но делать карту желаний, вырезая из журналов фотографии Таймс-сквер и Бруклинского моста, и выставлять напоказ перед матерью ей не хотелось, поэтому она незаметно окружала себя Нью-Йорком: обои на рабочем столе ноута, кепка с надписью NYC, магнит с «Авито». После того как Лара взяла академ и целыми днями болталась дома без дела, ее любимым занятием было открыть гугл-карту, взять за шкирку маленького оранжевого человечка, покорно ждущего в углу экрана, и бросить его в случайное место на пересечении линий, обозначающих улицы. Боже, храни технологию Street View. Лара бродила по Центральному парку, изучала витрины антикварных магазинчиков и театральные афиши. Натыкалась на втиснутый между домами буддийский храм или граффити с африканкой в цветастом тюрбане на фасаде нью-йоркского издательства. Лара представляла, что во всю стену изображена она сама – вернее, та Лара со студенческих эскизов, – и прохожие останавливаются, чтобы ее рассмотреть. Лара заглядывала в бары, где мысленно заказывала Cosmopolitan, а потом ловила такси того правильного желтого оттенка. Как в сериале. В той жизни ее звали Саманта, она была раскованной и опытной. Свободной. В этой жизни Лара пыталась не замечать большое белое тело, которое разбухало с каждым днем, как оставленное в тепле тесто. Она запрещала себе много есть, но тело постоянно чувствовало голод, и Лара не выдерживала, среди ночи начинала запихивать в себя ломти хлеба с яблочным вареньем. «Лара у нас сладкоежка». Тело надувалось пузырем жвачки, растягивая кожу на животе, и отдаляло ее все больше от Саманты, Нью-Йорка, «Секса в большом городе», да и любого секса вообще.Спустя двенадцать недель после похода в горы Лара вышла из автобуса, не доехав всего одну остановку до женской консультации. В салоне над дверью висела выцветшая наклейка: «Я тоже хочу жить», а ниже, под рисунком эмбриона с водянистой головой, заглавными буквами шла надпись: «Аборт – это убийство». С Лариных плеч еще не сошли синяки от материнских пальцев. «Не пущу, не пущу. Грех какой!» Лара вырвалась, а в автобусе почувствовала, что ее сейчас стошнит. Напилась газировки из автомата и дальше шла пешком. Мелкие пузырьки опускались по пищеводу вниз – Лара представляла, как они бомбардируют и уничтожают базу пришельцев, незаконно вторгнувшихся на ее территорию.
Лара сняла джинсы, трусы, задумалась, снимать ли носки. Решила остаться в них, но натянуть сверху бахилы. Поскользнулась на кафельном полу, постелила тонкую голубую пеленку, села. Из щели в окне задувало, и голые ноги покрылись гусиной кожей. Лара положила голени на подставки, старалась дышать ровно. Когда в регистратуре она спросила: «А женщины нет?», девушка за стойкой, которая казалась младше Лары, только закатила глаза: «Что вы как маленькая, ей-богу». Лара услышала шаги. Пока врач натягивал перчатки, она сказала:
– Предыдущая гинекологиня назначила повторный…
– Кто-кто? – перебил врач с усмешкой. – Ноги расслабьте, девушка.
Лара расслабила ноги, но сжала обеими руками подлокотники так, что стало больно ногтям. Врач наклонился.
– Ну хоть бы побрились, что ли, – недовольно пробормотал он.