Вторжение

На самом деле уходить не хотелось, стоило только подумать о Мышке – Лара первый раз выбралась из дома без нее. Пусть Бажена и не была похожа ни на одну из ее прежних подруг и несла какую-то чушь, она по крайней мере не повторяла до бесконечности: «Не так, не так, не так». Мать начиталась в интернете, как правильно заниматься с глухонемым ребенком, и целыми днями прикрикивала на Лару, что она все делает… «не так, не так, не так». А больше Лара ни с кем не общалась. Бывшие однокурсницы сначала еще писали – сама Лара не особо их интересовала, больше расспрашивали про Мышку. Лара отвечала односложно или вообще молчала – боялась, что они разгадают ее секрет. Она вышла из всех общих чатов, а звонки пропускала. Потом и вовсе удалила соцсети – хотя временами не могла удержаться, чтобы анонимно не зайти в фейсбук[9]. Тетя Таня спамила фотографиями, закрывая лицо ребенка смайликами, отчего тот превращался в нелепый гибрид человека и кролика. Там же она узнала, что Катя, старшая дочь Андрея, пропала. Группа, с которой она отправилась в первый самостоятельный поход, вернулась без нее – спасатели с собаками прочесывали лес, но безуспешно – никаких подсказок, улик, крошек хлеба. Про крошки хлеба додумала Лара. Она представляла, что отец и мачеха сами отвели Катю в лес. Трех детей не прокормить, экономический кризис в стране, «Кило сахара по пятьдесят девять рублей, ну это мыслимо, а?», вот они и выбрали одну из дочерей, прыщавую и трусливую, отвели в самую глухую чащу и оставили на съедение волкам.

Больше Лара в фейсбук[10] не заходила – боялась увидеть сообщение, что Катю все-таки нашли.

Получалось, Бажена единственная, кто знал правду, и вроде как ей было абсолютно наплевать. Бажена призналась, что собственного ребенка отдала в приемную семью и еще ни разу не пожалела. «Материнство – не мое, – сказала она. – На любителя, понимаешь? Ну, как экстремальные виды спорта или пицца с ананасами». Наверное, поэтому, когда Бажена предложила Ларе продолжить вечер у нее дома, Лара согласилась. Написала матери смску, что будет поздно, и отключила телефон.

Бажена снимала мастерскую недалеко от центра и, чтобы не переплачивать за аренду, жила здесь же. Икеевская акула на диване с помойки, пластиковые коробки вместо шкафа для одежды, пропахшей растворителем, и портновский манекен, который служил вешалкой для пальто, – вот и все имущество. Кухни не было – Бажена заказывала готовую еду и грела воду для кофе советским кипятильником, а мылась в ближайшем фитнес-клубе – ее пускала туда знакомая администраторша. Для художников место было неудачное – прямо под мастерской открыли круглосуточную прачечную, и из-за постоянной влажности у предыдущего арендатора портились холсты. Бажена же занималась стрит-артом, и запах стирального порошка ей не мешал – зато не нужно было по выходным относить грязное белье старшей сестре.

Баллончики с краской, расставленные строго по цветам, толпились на стеллажах. Если в той части, которая имитировала жилую площадь, творился хаос – пустые контейнеры из-под суши, ватные диски со следами тонального крема, розовый вибратор, завалившийся между подушками дивана, – то на рабочем столе, вопреки стереотипу о творческом беспорядке, все было на своих местах. Компьютер, два огромных монитора, стопка скоросшивателей, кисти, то, что Бажена назвала краскопультом, и по-хулигански выбивающийся из общей картины порядка банан с жирафьей шкуркой. Громадный сканер какого-то промышленного масштаба тихо гудел, будто под крышкой роились сонные пчелы. Бажена объяснила, что «почеркушки» на городских фасадах ей нужно согласовывать с шестью департаментами. «Шестью, представляешь!» Бюрократические зыбучие пески. Муниципальные власти требовали однотипные портреты полководцев и космонавтов, а расписанные стены все равно потом закрашивали коммунальщики. Но теперь частные заказчики пригласили Бажену создать мурал на заброшенном хлебозаводе в Подмосковье, где откроют арт-кластер в поддержку женского искусства. И вот опять она заладила про свой дурацкий проект, о котором Лара не хотела слышать.

– Окей, окей, замолкаю!

Бажена извлекла из синей сумки-холодильника яблочный сидр. Бутылки тоненько задребезжали. Бажена забралась с ногами на диван и обняла икеевскую акулу, Лара пристроилась на другом конце и смотрела в окно, за которым ночь наполнялась электрическим светом. Последний раз Лара пила на отцовских поминках. После первого же глотка она почувствовала, как ноги окатывает ледяная волна, от которой немеют мышцы. Когда они открыли по третьей бутылке, Бажена попросила показать.

– Показать что? – спросила Лара, но она сразу поняла, о чем говорит Бажена.