Вторжение

Когда львица ложится на землю и лев подходит сзади, мама говорит: «Это неинтересно» – и нажимает на кнопку Fast Forward. По экрану пробегают рваные полосы, лев в ускоренной съемке забирается на львицу, его хвост забавно подрагивает. Львица неподвижна, но когда самец сжимает зубы на ее холке, она открывает пасть в немом рыке и переворачивается на спину, сбрасывая с себя тушу. Мама жмет на Play. Я не задаю вопросов. Мы лежим на узком одноместном диване, я упираюсь макушкой в мамину подмышку. Сбрасываю ногами колючее шерстяное одеяло, которое она натягивает на нас, потому что всегда мерзнет. Мы пересматриваем фильм уже третий или четвертый раз – выбор невелик: океаны, обезьяны или львы, – и всегда происходит одно и то же – мама пропускает сцену, а я демонстративно зеваю, будто мне правда неинтересно. Мне десять, и мне, разумеется, интересно, но я боюсь, что мама не захочет больше смотреть со мной фильмы. Мама не догадывается, что, когда она уходит на работу и оставляет меня одну, я перематываю кассету на девятнадцатую минуту и смотрю, как лев наваливается на львицу, и пытаюсь понять зачем. Дикторский голос поверх английской дорожки что-то невнятно говорит про брачные игры, и я делаю вывод, что лев сверху, а значит, победил в игре. Я всегда заметаю следы – перематываю пленку в конец, на то место, где мы в последний раз остановили запись.

vareshka: привет

artem90: ого

vareshka: что в кино идет?

artem90::)))

artem90: трансформеры

artem90: норм?

vareshka: без разницы

В кинотеатре я всегда садилась на первые ряды – очки на минус три при зрении минус шесть. Но Артем поднялся выше и развалился в кресле на самом последнем ряду. Ну, конечно. Места для поцелуев.

– Кто же your type?

– Брюнеты.

Попкорн вонял прогорклым маслом, я подумала, что, если съем сейчас хоть одно зернышко, меня стошнит. Надо было купить воды, во рту пересохло и хотелось пить, но пока я гадала, успею ли спуститься в буфет, огоньки, подсвечивающие ступени, начали медленно гаснуть. Кондиционер в зале работал на полную мощность, и в первые минуты после уличной жары было даже приятно, но уже скоро я остыла и замерзла. Положила ладони под бедра, чтобы согреться и чтобы не класть руки на подлокотники. Мне не хотелось, чтобы мы случайно соприкоснулись.

Шли бесконечные трейлеры. Какая-то парочка впереди нас присосалась друг к другу и не отлипала уже минут пять. На соседнем кресле мужик открутил крышку бутылки, кола внутри зашипела, вспенилась и хлынула на его шорты и мои кеды. Мужик громко выругался, но даже не извинился. Подошвы теперь липли к полу. Фильм никак не начинался, а Артем уже почти доел попкорн и шумно встряхивал ведерком, проверяя, осталось ли еще что-то на дне. К его невидимой щетине прицепились крошки, но мне не хотелось ничего говорить, тем более не хотелось дотрагиваться до него. Сидеть рядом тоже не хотелось. Я не понимала, зачем вообще ему написала. Ладно, понимала.

– Кто же your type?

– Джонни Депп. Например.

Я никак не могла вникнуть в происходящее на экране. Военные, взрывы, тачки, Меган Фокс, десептиконы, автоботы. Пожалуй, на Меган Фокс я включалась в действие, но Артем наклонялся ко мне и шептал в ухо что-то про операторскую работу и спецэффекты или про то, что Меган Фокс – горячая штучка, и я снова теряла нить повествования. Артем смотрел кино чуть ли не с открытым ртом. Украдкой я поглядывала на него, на всполохи света на его лице, белые ресницы и крошки от попкорна на подбородке. Неизменную кепку Артем повесил на колено, и она пару раз свалилась на пол, когда он подпрыгнул на кресле от восторга.

Мне хотелось в туалет.

– Сколько идет фильм? – спросила я шепотом.

– Часа два, – пожал плечами Артем.

Если быть точнее, два часа и двадцать четыре минуты. Из всех фильмов в кинотеатре мы выбрали тот, что идет два гребаных часа и двадцать четыре гребаные минуты. Ладони онемели, я осторожно вытащила их из-под себя и положила руку на подлокотник. На экране какой-то мужик, видимо, отец, колотил в дверь комнаты героя и кричал:

– Почему ты закрылся? Ты же знаешь правила, двери должны быть открыты!

По-моему, сценарий писала мама. Дверь должна быть открыта, Варя. Родители вламывались в комнату сына с фонариком и бейсбольной битой – не знаю почему, я все прослушала, – но потом киношная мать вдруг заверещала:

– Ты что, мастурбировал?

В зале раздались смешки. Артем хохотнул в голос, не стесняясь, и посмотрел на меня. Я скривила рот, изображая улыбку, для убедительности закатила глаза. Артем положил ладонь на мою руку.

Лев взбирается на самку. Ладонь была мягкая и влажная, будто рыбья тушка, липкая от сладкого попкорна. Обкусанные до мяса ногти. Тошнота подступила к горлу, я сглотнула, заерзала в кресле.