Вторжение

Не знаю, врала ли мама. Ее детские фотографии не сохранились, ни одной. Приходилось верить на слово. В молодости мама участвовала в местном конкурсе красоты, на котором заняла второе место, и истрепанная черно-белая вырезка из газеты, где за спиной победительницы виднелась мамина рука, – единственное, что уцелело с тех времен. Мама с гордостью показывала гостям снимок, все, конечно же, принимали пышногрудую блондинку на первом плане за нее, мама каждый раз терпеливо объясняла, но мне кажется, она и сама однажды поверила, что смотрит на себя. Возможно, маме тоже хотелось быть кем-то другим…

Леся встала, потирая отпечатки камней на ягодицах, скинула с плеч полотенце и выпрямилась. На ее ногах остались белесые, не впитавшиеся еще полосы крема. Чернильный розовый сад буйно цвел внизу живота, скрывая растяжки после родов. Над краем купальных трусов выступали две острые, как галька под нами, косточки. Анатомия, учебник для десятого класса, подвздошный гребень. Кто бы мог подумать, что случайному сплетению брюшных мышц, сухожилий и выпирающих костей таза можно завидовать.

Воздух толчками, и пульс на три счета-та…

– Я хочу нырнуть с пирса. – Леся кивнула туда, где высилась железная конструкция, с которой «бомбочками» или «солдатиками» ныряли в воду мальчишки. – Идешь?

Я помотала головой.

– Ты когда-нибудь представляла несчастный случай со мной? – спросила она.

– Нет.

Леся сняла шляпу, положила на нее очки. Потом вставила мне в уши оба наушника.

– Я ее нашла, – сказала она.

– Кого?

– Последнюю песню. Ну, ту, что я хотела бы услышать перед смертью.

И она нажала на кнопку Play.

Легким шагом Леся прошлась по пирсу, обернулась и помахала мне рукой. Она хотела, чтобы я на нее смотрела. Леся прыгнула, не колеблясь ни секунды, разбежалась и исчезла в воде.

Да, представляла.

А потом Леся – та Леся, которая всегда смеется, запрокидывая голову назад, не стесняясь обнаженных десен, да кажется, только и делает, что смеется, – сидела передо мной с прямой спиной, притихшая, серьезная.

На кухонном столе стояла немытая кружка «Самой лучшей маме» с кофейной гущей на дне, и я пыталась разглядеть в ней хоть какую-то подсказку.

Мы были в квартире одни. Пару дней назад Леся написала, что мать на выходных свалит на дачу, прихватив с собой Полю. Леся ныла в сообщениях, что сдохнет со скуки одна, позвала позаниматься английским, посмотреть киношку и, может быть, остаться с ночевкой. Я ответила, что мама не разрешит тебе что, ночевать негде? ты что, бездомная? но оказалось, мама уже успела познакомиться с Натальей Геннадьевной, которая как бы между прочим упомянула «всемирный потоп» и испорченный потолок на кухне. Покапало немного, конечно, но сами понимаете – свежая побелка… Мама, видимо, прикинула, что если не может заплатить за ремонт, то отдаст вместо денег меня. Хотя бы на одну ночь.

– Неправильные глаголы, – объявила Леся тему урока, открывая учебник, и добавила: – Неправильные, как вся моя жизнь…

Не знаю, что я там себе навоображала: пижамная вечеринка, заплетание друг другу косичек и какао с маршмеллоу, – я даже не знала, что это, слышала название в американских фильмах, – но точно не ожидала сцепленных рук, дергающегося подбородка и взгляда, от которого хотелось удавиться на месте. Лицо ее было бескровное, такого белого цвета, что кажется, лизнешь и почувствуешь вкус молочного коктейля.

– Ты в порядке? – спросила я.

Искусственная фраза из кино: «Are you ok?» Ничего лучше я придумать не смогла.

– Напомни: на чем мы остановились в прошлый раз? – Леся не ответила на мой вопрос, уставилась в учебник, но вряд ли ее занимали глаголы.

Что, если?.. Что, если все из-за меня? Вчера, на пляже, когда она вернулась, отжимая рыжие волосы, усыпанная каплями, сверкающими на солнце, я решила пошутить:

– Камикадзе выползают на отмель, – сказала я, но тут же осеклась, вспомнила, почему в голове весь день крутится песня «Ночных снайперов». Ну, конечно, она пела ее утром, в ванной.

Леся посмотрела на меня как-то странно и молча укуталась в полотенце.

Я всегда все порчу.

– Лесь, если я что-то не то сказала… – протянула я, схватившись за ручку кружки, как за спасательный круг, потому что больше нечем было занять дрожащие пальцы.

– Что? – Леся с трудом сфокусировала на мне взгляд.

– Если я что-то не так сделала…

– Ох, Варь. – В ней будто что-то сломалось, та последняя струна, которая держала ее спину навытяжку, и она бессильно опустила голову на руки.

Леся казалась такой беспомощной, ослабевшей. Почти ребенком. Она плакала, беззвучно плакала прямо передо мной, а я не знала, что сказать, что сделать, чтобы это прекратить.

– Мы с матерью снова поцапались, – проговорила Леся, поднимая голову.

Дура, какая же я дура. Выдохнула.

– Понимаю, – кивнула я. – Мы с моей постоянно…