Вторжение

— Овчарка? Дворняга?

— Я в собаках не разбираюсь.

— Как по мне, натуральный волчонок.

— Он трехцветный. Волки ж, вроде, серые?

— Ну, не знаю. Ты присматривай за ним, понял! А то возьмет, волчара, и кому-нибудь задницу оттяпает!

Гармаш не понял, шутит командир или говорит всерьез.

— Я его воспитывать буду!

— Ага, воспитывай, — хмыкнул лейтенант. — В третьем батальоне боец кабанчика приручил. Дикого или одичалого, не знаю. Служит, целоваться лезет, хрюкает по команде.

— Кабанчик?! — не поверил Гармаш.

— Ну не боец же! Чем мы хуже? Старайся, будете в цирке выступать.

И ушел на НП.

* * *

Собак Гармаш никогда не держал. Как воспитывать щенка, он не знал, да и времени на дрессировку не было: служба, война. Враг в пятистах метрах, месяц позиционных боёв. Дежурства, секреты, наряды, минирование подходов, чистка оружия, обустройство запасных позиций — лейтенант Кащук был верен себе. Под его руководством взвод все основательней закапывался в землю.

Тем не менее, Гармаш выкраивал хоть четверть часа для питомца.

— Как ты, а? Скучал без меня?

Да, отвечал щенок взглядом. Скучал. Где ты ходишь?

— Извини, служба. Пойду в ночной караул — возьму тебя с собой.

Ага, как же, не верил щенок. Врешь, небось.

— Честно, возьму! Ты жди, скоро моя очередь…

Младший сержант Гармаш подозревал, что собак воспитывают как-то иначе. Собирался поглядеть в интернете, да руки не доходили.

Первые трое суток щенок отлеживался под нарами. Спал, ел и снова спал. В блиндаже не гадил, но где и когда он справляет свои собачьи нужды, оставалось загадкой. Как ни заглянешь — он на каремате дрыхнет. Каша с мясом? Порцию съедал без особого удовольствия, потому что надо.

Примерно с тем же чувством Гармаш рыл окопы.

На четвертое утро ожог зажил и даже оброс новой шерстью. Крутая мазь, не соврал Неделько.

— Молодцом, приятель! Здоров, к службе годен.

Щенок склонил набок лобастую голову.

— Ночью в караул пойдем. Я ж обещал, помнишь?

Щенок насторожил уши. Подрос он, что ли?

За питомцем Гармаш зашел за пять минут до смены, когда уже стемнело.

— Ну что, пошли?

Щенок сел на подстилке.

— Пошли, говорю.

Щенок облизнулся.

— За мной!

Щенок моргнул.

— К ноге! — вспомнил Гармаш собачью команду.

Щенок смотрел на него с живым интересом.

Гармаш с досады хлопнул себя по бедру и собрался выматериться, но щенок поднялся на все четыре лапы и вперевалку заковылял к младшему сержанту.

— Вот, другое дело! Молодец, — расплылся в улыбке Гармаш.

Он еще раз хлопнул себя по бедру, и щенок последовал за ним. С каждым шагом питомец двигался всё уверенней и ловчее: не отставал ни на шаг, но и вперед не забегал, словно с рождения был приучен выполнять команду «рядом».

* * *

— А, Гармаш! Гармату[1] принес?

Шутку про гармату Сашка Бузий не уставал повторять еще с учебки.

— В заднем кармане лежит. Раскладная. Гляди, я сегодня с напарником.

Гармаш указал на щенка.

— Круто! Вы в четыре глаза кацапа за километр углядите! Я в тепляк новую батарею вставил, до утра хватит. А в «перископе» и так полная.

— Плюс, пост принял.

— Плюс, пост сдал. Все, пошел массу давить.

— Располагайся, — велел Гармаш питомцу. — Гляди, для тебя и место есть.

НП был рассчитан на двоих: наблюдатель и стрелок-наблюдатель. Лежачее место стрелка, застеленное потертым карематом, пустовало. Гармаш похлопал ладонью по каремату, и понятливый щенок легко запрыгнул в ячейку. Повозился, устраиваясь — и замер, уставившись в смотровую щель.

— Молодца! Туда и смотри. Они там, пидоры, которые на тебя фосфор скинули. Увидишь — маякни.

Гармаш проверил настройки и батарею тепловизора. Установил на штатив, прильнул к окулярам. Тепляк волонтеры подогнали что надо — бинокулярный Pulsar со всеми потрохами и запасными батареями. Вроде, чисто, никто не лезет. Но расслабляться нельзя: были случаи у соседей…

— Надо тебя назвать как-то, — не отрываясь от окуляров, он протянул руку, нашарил спину щенка, погладил. Ладонь скользила по густой и жесткой шерсти. Вряд ли он что-то чувствует, решил Гармаш. Как человек в зимних одёжках и шубе сверху.

— Неправильно без имени, — он хотел сказать «без клички», но язык не повернулся. — Как думаешь?

Щенок навострил чуткие локаторы ушей. Гармаш еще раз погладил питомца. Под шерстью ощущались тугие бугры мускулов. Вот бы нам так, а? Спишь в блиндаже, а мышца растет, как в качалке.

— Может, Питомец? Будешь Питомцем, а?

Тело Питомца напряглось. Мускулы сделались каменными, шерсть на загривке вздыбилась, больно уколов ладонь Гармаша. В утробе щенка родилось низкое ворчание, словно там завелся мощный мотор, быстро набирая обороты.

Тревога передалась Гармашу, как ток по силовому кабелю.

Схватив Питомца в охапку, он упал на земляной пол, прикрыв щенка собой. И еще в падении услышал звук выхода, отчетливо раздавшийся в ночной тишине.

Еще один. И еще.

— Все в укрытия! — заорал Гармаш в рацию. — Минометный обстрел!