Вторжение

— Ваши ребята доставили труп в Бельвью, — сказал Бреннер. — Мужчина, негр, тридцать два года. Похоже, что его где-то застрелили сегодня рано утром, а тело подбросили на угол Орчард и Брум.

— Ясно.

— Вот в чём заключается наша проблема. Судя по его отпечаткам, он один из наших людей. Спрэг, Делмар Спрэг. И я хотел бы попросить вас о паре одолжений. Во-первых, сделать копию отчёта о вскрытии и дать мне знать, когда она будет готова, чтобы я подскочил к вам и забрал её. В силу определённых причин, которые я объясню попозже, мне бы не хотелось показываться в морге или кого-то посылать туда.

— Это нетрудно. Что ещё?

— Я бы хотел, чтобы его отпечатки задержались у нас в отделе ещё на несколько часов, может, на день. В вашей лавочке в Олбани найти их не смогли, но в Вашингтоне мы его опознали. Спрэг выполнял особое задание. Работал в глубоком подполье. Если пресса доберётся до его данных, у нас будут крупные неприятности.

— Но с диспетчерского пульта, скорее всего, уже переговорили с прессой, — сказал Карнахэн.

— Я догадываюсь, — согласился Бреннер, — но дело в том, что пока у них на руках только мёртвый негр в старой одежде. Он может быть кем угодно.

— Понимаю. Насколько это важно для Бюро?

— Более чем.

— О’кей. Пойду вам навстречу.

— Тогда с вашего разрешения, мы сообщим по телетайпу, что у нас затруднения с отпечатками пальцев. Так мы выиграем хотя бы несколько часов… Спасибо, Джим. Мы ещё раз у вас в долгу.

— Забудь. Просто впредь не звони, пока я не позавтракал.

Но едва только Карнахэн подцепил на вилку первую порцию яичницы, как телефон зазвонил снова. Это был Джесси Педерсен, директор Бюро из Вашингтона.

— Доброе утро, мистер директор, — сказал Карнахэн.

— Ну, ребята, вы сегодня с самого утра подхватились. Неужели в вашем хозяйстве никто не ходит к утренней мессе?

— Кончай эти штучки с «мистером директором», Джим, — сказал Педерсен. — Гувера давно нет в помине. Меня зовут Джесси — «с» как Джеймс.

— О’кей. На меня только что Бреннер навалился.

— Знаю, — сказал Педерсен. — Мы ценим ваше сотрудничество. Хотя и не всегда его удостаиваемся… Послушай, Джим, это чертовски тонкая история. Мы просто не можем позволить распространиться известию, что Спрэг является… то есть, был… агентом Бюро. Что надо предпринять, дабы подольше подержать прессу в неведении? Скажем, до сегодняшнего вечера или завтрашнего утра?

— Ничего особенного, — ответил Карнахэн. — После того, как вы вернёте идентифицированные отпечатки, сомневаюсь, что события начнут развиваться слишком бурно. Ты же знаешь, что проверка ярлыков из прачечной, из химчистки и тому подобное требует времени. Многим ли тут известно, что он ваш агент?

— Не очень. Он из нашей лос-анджелесской конторы. Никогда не был на восточном побережье и появился тут только месяца три-четыре назад. Сомневаюсь, чтобы его знали в лицо больше чем пара ваших полицейских.

— В таком случае смело можешь рассчитывать на день, — сказал Карнахэн. — Хотя должен добавить — отнюдь не испытываю радости от того, что приходится обманывать свою команду. Ты же знаешь, к чему это приводит.

— Я понимаю. Поэтому и хочу лично поблагодарить. Может, нам удастся разобраться уже сегодня к вечеру. Как только смогу, я тут же свяжусь с тобой, Джим. И выдам тебе всю информацию, которую позволит министр юстиции.

— Договорились, Джесси. — Но с другой стороны, подумал Карнахэн, вешая трубку, Педерсен может выдать ему информацию, а может и уклониться. Сотрудничество с Бюро всегда велось по принципам улицы с двусторонним движением, но по той полосе, что вела в Вашингтон, ездить из-за толчеи было куда труднее, чем возвращаться в новое пятнадцатиэтажное здание штаб-квартиры полиции на Парк-Роу.

Прошло не менее получаса, и директор Бюро Джесси Педерсен встал из-за стола в своём обширном кабинете нового здания ФБР на Пенсильвания-авеню в Вашингтоне. Он был невысок ростом, движения его несли на себе печать нервной суетливости, как свойственно человеку, который живёт под гнётом мысли, что он далеко не Дж. Эдгар Гувер. Не то, чтобы он хотел им быть. Педерсен стремился восстановить репутацию Бюро как эффективного и серьёзного учреждения и в то же время избавить от того зловещего ореола, которое оно приобрело за долгие годы правления Гувера. Педерсену хотелось думать, что дурацкие требования поклонника жёсткой дисциплины ушли в прошлое, что не мешает его агентам столь же неукоснительно соблюдать строгие правила Бюро. Он надеялся, что нашёл правильное соотношение между суровой кальвинистской дисциплиной, с одной стороны, и мягкими методами руководства, с другой… Прямо у него за спиной стоял американский флаг, и струя воздуха из кондиционера колыхала его складки. Секции, в которых скапливались входящие и исходящие бумаги, были пусты, но на широкой столешнице, обтянутой зелёным сукном, лежало с полдюжины памятных записок. Задумавшись, он постучал карандашом по зубам.