И Евпатий внес свою лепту в общее дело, посетив с приказчиком Макаром свои золотые мастерские, да с Деяном и другими умельцами, на коих держался его искусный промысел, пообщавшись. Перетряс свои закрома, сгребая в охапку ожерелья, перстни, бусы и другие украшения и все это по ларцам раскладывая. Вернее, делал все Макар с помощниками, а боярин только наблюдал, прищурившись, как исчезают его золотые запасы. Но мысль, что не все теперь достанется татарам, даже если они возьмут Рязань, разграбят и спалят дотла, немного грела его душу. Кое-что предусмотрительный боярин уже предпринял для этого, собрав и припрятав в укромных местах. Только в тот раз все делал сам, без свидетелей, так чтобы никто не проведал, окромя двоих подельников-приказчиков.
– Бери, Евпатий Львович, – махнул рукой Деян, – провожая взглядом ожерелья и колты с драгоценными каменьями, – коли для спасения Рязани надобно. Если все обойдется, мы еще тебе сотворим. А не обойдется, так и кому это будет надобно.
– Обойдется, Деян, – успокоил его Коловрат, выходя вслед за охранниками, что тащили несколько ларцов, набитых доверху золотыми украшениями. – Не отдадим мы Рязань татарам.
А обернувшись в дверях, добавил, но уже не так уверенно:
– Без боя не отдадим.
И вышел, понимая, что добавить больше нечего. Мастера его дураками не были и сами все понимали, хоть и знали меньше, чем боярин.
К вечеру Святослав закончил собирать со всего города первую дань Батыю и загрузил ларцами да тяжелыми ящиками целых пять саней. Зима уже стояла вокруг настоящая. Снега насыпало по колено, и передвигаться с таким тяжелым добром можно было лишь на санях и по наезженным дорогам. До утра все богатство собранное пролежало в амбарах княжеских под надежной охраной. А с рассветом сани, запряженные тройками, выстроились на княжеском дворе. К ним добавилось еще четверо саней, на которых ехали Федор со Святославом и слугами, а также пара бояр рангом пониже, но нужных в посольстве. И, конечно, толмач. Вокруг них Коловрат, что должен был обеспечить охрану княжескому поезду, насчитал сотню всадников, коих выделил еще вчера. Командовать ими был поставлен сотник Еремей. Хотел было князь отправить Тишилу, но Ингварь, что присутствовал вместе с ним здесь же у крыльца, отговорил, сославшись на то, что Тишило нужен ему в Пронске, где княжеский брат собирал вторую дружину.
Посылать большую силу, чем сотня, смысла не было – от нежданных разбойников отбиться хватит, – а воевать с татарами пока не собирались. И все же Коловрат решил отправить с ними еще две сотни под командой Наума и Светайло, проводить поезд до границы земель рязанских, наблюдать и ждать там их возвращения из ставки Батыя. А в случае чего – подмогнуть, ежели княжичу сила потребуется. В лагерь татарский по-прежнему направлялась только одна сотня, в числе которой были ратники из смышленых с тайным заданием от воеводы все примечать, запоминать и по возвращении обстоятельно доложить, о чем сотник Еремей даже не знал.
Князь Юрий вместе с Евпраксией вышел на крыльцо, где уже стояли Ингварь, Тишило и рязанский епископ с помощниками, проводить Федора со Святославом в дальний путь. Федор был одет в зимний ездовой ферязь, богато расшитый золотом и отороченный мехами, в шапке собольей на голове. Чуть поодаль стоял в ожидании последнего княжеского наказа Святослав, также тепло укутанный в меховые одежды. Видом своим они сильно выделялись на фоне ратников, затянутых в кожаные панцири и кольчуги поверх теплой одежды.
– Ну, сын мой, – шагнул с крыльца навстречу Федору князь рязанский, – что делать, ты знаешь. Помню, любишь ты землю нашу и в обиду не дашь. Только норов свой умерь сейчас. Терпи. Торгуйся, тяни время. В том тебе мудрый Святослав поможет.
При этом князь взглянул на боярина, что стоял в сторонке, дожидаясь своей очереди.
– Что бы ни просили татары – обещай! Дары с тобой богатые. Все отдай и еще обещай. Главное, чтобы Батый поверил тебе и подольше продержал при себе, а потом назад отпустил. Выиграй нам хоть месяц, хоть три седмицы еще. А потом возвращайся, даже если ничего более не добьешься. И того хватит.
Сделал еще шаг вперед Юрий и крепко обнял сына.
– Все сделаю, – шепнул ему Федор, отступая на шаг, – не волнуйся. Договорюсь с ханом татарским и дары передам, хоть и тяжко на сердце от этого. Бить их хочется, а не торговаться.
– Ты сердце свое сдержи, – проговорил в этот раз князь вполголоса, так тихо, что Коловрат, находившийся неподалеку, едва расслышал, – сейчас терпеть надо. Многое от тебя в этом посольстве зависит. Почитай, все. Ну, с богом.
И отступил на шаг, дав возможность Евпраксии проститься с любимым мужем. Синеглазая красавица бросилась на шею Федору, и они слились в крепком поцелуе, обнявшись.
– А твое дело, – отвернувшись и шагнув к Святославу, добавил рязанский князь, – проследить, чтобы княжич меру знал в речах своих. Да не затосковал по жене раньше срока. Ну, да ты сам знаешь, и твоя жизнь на том же волоске висит.
Приобнял он Святослава и оттолкнул от себя ласково.
– Бывай, боярин. Даст бог, свидимся.