Вторжение

Я почти стала Иудой, почти вошла в его род, почти приняла его мысли… почти… почти.

Это ведь было так просто. А главное — куда безопаснее.

Мне не надо было пачкать свою одежду в туалете, чтобы избежать изнасилования.

Не надо было вкалывать на поле (фальшивом поле) круглые сутки, дабы бы не получить разряд тока из браслета. И не надо было жить как рабыне.

Кейн заботился обо мне. Принимал — и даже пестовал мою злость — заставляя этим чувствовать себя живой (злюсь, значит, я существую!)и какой — то по — особенному сильной. Он сочувствовал моим переживаниям и всему тому, что происходило на корабле, в то же время аккуратно, маленькими порциями, делясь со мной правдой.

Он подавал свою правду так, что она переставала быть ужасающей.

Кейн говорил, что основное население Земли никто не трогает — они, мол, по прежнему живут так, как жили — только теперь землянам не надо работать на корпорации, прожигая свою жизнь в угоду большим боссам. Теперь земляне могут наслаждаться природой и тишиной… Потому что все заводы и технические станции были закрыты в первый же день Вторжения.

— Вы почти разрушили Землю, — тяжело вздыхал мой инопланетянин, объясняя почему так вышло. — У нас просто не было возможности сделать плавные реформы — времени было в обрез.

Он говорил так убедительно, приводя огромное количество фактов и цифр. что невозможно было ему не поверить. Планета умирала — и лишь они — наши захватчики — могли её спасти.

Даже разделение людей на группы он сумел подать таким образом, что я почти согласилась: у нас и правда не было выхода. Земля, с её перенаселением, уже не могла прокормить всех… Но и тут наши инопланетные друзья «позаботились» о человечестве. Их оборудование, способное почти моментально и безошибочно оценить психологический потенциал личности, давало нашим «спасателям» возможность проведения своих «реформ» и в этой части…

— Зеленая группа, — объяснял Кейн, с удовольствием наблюдая за тем, как я ем сочный персик, — это группа пацифистов, умеющих приспосабливаться к различным

— пусть и не всегда приятным — изменениям в жизни, принимая их за правила и сосуществуя вместе с ними. Эта группа сможет понять и принять наши нововведения: поможет спасти планету, не устраивая ни войн, ни революций.

— А желтая группа? — поинтересовалась я тогда же. — Я попала в желтую группу.

— И это понятно, — кивнул Кейн. ухмыльнувшись. — В желтую группу отбираются те. кто не будет без оглядки принимать чужой мир, отстаивая свой собственный — и своё существование.

— Так и должно быть, — тут же согласилась я. Кейн же лишь прищурился.

— Как посмотреть. Борцы, цепляясь за неправильное прошлое человечества, будут продолжать уничтожать планету — просто потому, что так было заведено… Они — угроза Земли, и в тоже время надежда Д’архау… Теперь ведь нравится здесь? — резко, почти без перехода, обведя рукой красоты Гавайской природы. поинтересовался Кейн.

Я., конечно же, кивнула

— Природа на Д’архау очень похожа на местную, улыбнулся Кейн, — Теплый климат. солёный океан, буйная растительность на островах. и очень малочисленная вымирающая раса. Дархийцы практически слившись с природой, уже не отделяют себя от природы ‚а потому не признают ни жизни, ни смерти… Люди, попавшие в желтую группу — это переселенцы, наши будущие братья — колонисты, которым предстоит заселить новую для них планету. Там их борьба на выживание будет направлена в правильное русло — и под нашим чутким руководством все лишь только выиграют от этого переселения.

Кейн был настолько убедителен в своих речах, что невозможно было не поверить и не проникнуться его идеями…

Казалось, что пришельцы сделали всё возможное, чтобы спасти Землю и в тоже время не причинять человечеству вреда… Просто, как сказал Кейн, невозможно приготовить яичницу, не разбив яиц.

— Человечество в своей истории было куда более жестко, чем мы, — произнес он однажды. — Вы, даже внутри вашего тесного маленького мирка, не могли сохранить долгого мира. Люди, целыми миллионами, приносились в жертву фальшивым идеалам… До самого нашего появления одна часть мира жила совсем по другому. чем вторая. В одной, дети — измученные ожирением и придуманными идеалами лениво ходили в школу, в то время как в другой части другие дети умирали от недостатка воды и пищи. Мы, меньше чем за месяц, исправили это дисбаланс, навсегда прекратив детскую смертность. Разумеется, сохраняются ещё очаги в крупных городах и труднодоступных местах — мы пока не можем добраться в каждый угол вашей планеты, но вот увидишь — придёт время, и ни один ребенок не окажется больше в смертельной опасности на Земле.

— Когда ты говоришь о детях, у тебя глаза светятся, — пробормотала я, смущенная его внезапной горячностью. Кейн улыбнулся и опустил руку на мой живот.

— А что, подаришь мне парочку?

Под его тяжелой рукой мне тут же стало горячо — даже жарко… Я чувствовала, что краснею — так, как будто и не было тех двух недель в лагере для «переселенцев».