Вторжение

-То, что происходит сейчас на побережье Джирапозы, находится вне моей компетенции, сеньор Бьорсон. До сего момента я воевал здесь с републиканцами и что делать с этими “прекрасными незнакомцами” не имею ни малейшего понятия. Директория, как я вижу, тоже ни черта не понимает. Ваша статья, Бьорсон, это возможность достучаться до мирового сообщества раньше, чем Директория примет хоть какое-то решение. Вот для этого я и хочу вас использовать. Прокричать всему цивилизованному миру про вторжение в Джирапозу неопознанной иностранной армии.

-Я тоже хотел бы увидеть в подробностях этих чужаков, - задумчиво проговорил Господинов.

-Ну уж нет, сеньор капитан, - усмехнулся Романо, - офицера склавийской армии я в свой рейдер не пущу, уж не обессудьте. Тем более, что у вас сегодня будет уйма дел. Я передислоцирую свой армейский госпиталь на восток к границе с Гуареньей. Поскольку ваши люди на данный момент составляют почти треть пациентов госпиталя, то вам придется принять участие в этом переселении народов.

- Но Гуаренья же под республиканцами, - хмыкнул Господинов, - не боитесь нашего побега?

-Вы не в плену, сеньор капитан, - вздохнул Романо, - а раз нет плена, то нет и побега. Надеюсь, мы сумеем договориться с кем-нибудь из республиканцев и сплавим вас в Гуаренью. В Гуаренье есть железнодорожная линия до самого склавийского пограничья. Оттуда и доберетесь на родину, я надеюсь.

- Благодарю вас, сеньор генерал, - кивнул Господинов, выразительно посмотрев на Ольгу. Ольга отлично поняла этот взгляд. Теперь в связи с отправкой Господинова в Склавию, вся её деятельность с тайными письмами становилась никому не нужной. Как и она сама.

Глава 17. Богдан

-Я не понимаю, о чём вы говорите, господа, - дрожащий голос, нервные жесты. Впрочем, любой человек нервничает, когда на него направляют пистолет. Тут уж исключений не бывает.

За окном здания Управления Ичитьевского участка Западно-Склавийской железной дороги шёл дождь. Дождь был обычным. Никаких красных капель. Только дождевая вода. Запах, который доносился из чуть приоткрытого окна в просторное помещение начальственного кабинета, также был абсолютно обычным для дождя. Запах плесени. Запах сырости. Никакого железа и соли на губах. Никакой жуткой, противоестественно бурой жижи на улицах. Только честная, старая добрая грязь, стекающая вниз по деревянным мостовым светло-коричневыми струями, такими прекрасными в своей нормальности.

-Печать, о которой вы говорите, общая для всего управления. Хранится она у секретаря, поставить её мог кто угодно. Предлагаю нам с вами сейчас сесть и вместе подумать, у кого она была в тот день… Ох, да что ж вы делаете! Стойте… Стойте!

Лазаров слышит за спиной звук, характерный для удара твёрдого предмета о мягкий предмет. Следом за ним сразу идёт звук другой, это уже твердое бьётся о твёрдое. Пол барака-времянки, в котором разместилось руководство ичитьевского участка, весьма тонок и непрочен, а потому под ногами у Лазарова ощутимо вздрагивает, когда на пол тяжело грохается что-то очень тяжелое, но мягкое. Чавкающий звук. Ещё один чавкающий звук. Богдан постарался сосредоточиться на виде за окнами. Там, несмотря на жуткий ливень, вовсю кипела работа. Драгуны, в когда-то нарядных мундирах, перекрывали центр города. Рычали моторы вязнущих в грязи грузовиков, ржали ошалевшие кони, глухо материлась перемазанная грязью солдатня, выкрикивали команды промокшие до нитки офицеры. Лазаров ждал, что солдаты начнут вытаскивать из домов гражданских, но он ошибся. Живущие в центре Ичитьевска инженеры, машинисты и прочий железнодорожный люд сам покидал жарко натопленные избы, выходя под ледяные струи с лопатами и ломами наперевес. Неделю назад зажиточные горожане уже видели, на что способны эрзины. И теперь они явно были готовы на всё, чтобы не повторять опыт недельной давности. Даже на то, чтобы копать грязь под холодным сентябрьским ливнем.

-Вы вообще понимаете, кто я?! Вы не можете просто так меня бить! Это, вашу мать, произвол!

Твердое о мягкое. Твердое о твердое. Падение тяжелого на пол. Чавкающий звук. Ещё один чавкающий звук.

-Вы разбираетесь в психологии, господин главный инженер? – задал вопрос Лазаров, по-прежнему стоя лицом к стеклу. Едва он заговорил, как неприятные звуки тут же исчезли.

- Я тоже не сказать, что особо разбираюсь, но во время командировки в Джирапозу, где-то с год назад, мне выпала удача посетить лекции Льва Смоляна. Слышали же о нём, да? Путешественник, исследователь, профессор столичного университета, а по профессии врач. Полгода назад он был в Доррадо проездом, путь его лежал в Сан-Хосе, где его уже ждал корабль, зафрахтованный на деньги Георгиопольского университета.

Лазаров замолчал, прислушиваясь. В тиши кабинета чётко слушалось частое, отягощённое одышкой дыхание.