Вторжение

-Впрочем, я хотел рассказать вам о другом, господин главный инженер, а именно о лекции господина Смоляна, которую он читал в течение недели в лекционном зале при склавийском посольстве в Доррадо. Мне тогда пришлось провести там довольно много времени. И каждый день в течение недели я ходил на выступления господина Смоляна - всё ждал, когда он начнёт рассказывать о своих путешествиях. Но вместо этого он говорил о медицине, а именно о психологии, с разговора о которой я, собственно, и начал.

Лазаров отвернулся от окна, увидев наконец перемены, произошедшие в кабинете главного инженера Ичитьевского участка за те полчаса, что он смотрел на идущий за окнами ливень. Всё было именно так, как он ожидал увидеть. Массивный стол слегка пододвинут вперёд, как будто кто-то массивный цеплялся за столешницу, когда его насильно выволакивали из-за стола, скажем, как следует ухватив его за галстук. По ту сторону стола, где обычно стоят посетители, лежал на роскошном зеленом ковре мужчина в дорогой, но сильно помятой одежде. Прижавшись спиной к стене он обхватил свои могучие бока руками так, как это делают люди, когда чувствуют сильное покалывание в почках. Под левым глазом у мужчины набухал роскошный фингал. На левом виске у мужчины была содрана кожа. Из довольно большой раны на белоснежную рубашку и роскошный чёрный пиджак то и дело капала кровь. За спиной у мужчины, заложив руки за спину, стоял Димов. Ворот его форменного кителя был расстегнут, фуражка была аккуратно положена на стол. В глазах, которыми капитан жандармов старался не сталкиваться с Лазаровым, застыло ясно видимое отвращение.

-В своё время господин Смолян подолгу общался с ранеными солдатами. Как то раз ему случилось успокаивать паренька, которому буквально только что, скажем, оторвало ногу, - Лазаров добродушно посмотрел на главного инженера и улыбнулся. Вопреки ожиданиям, тот взгляд не отвёл, наоборот, уставился инспектору прямо в глаза, гордо вскинув подбородок.

Лазаров понял, что он на верном пути. Невиновные так не смотрят.

– Так вот, любой тяжело или, скажем, смертельно раненный военный, да и в принципе, по словам Смоляна, любой человек не верит, что трагедия случилась именно с ним. Человек с оторванной ногой будет уверять медиков, что ногу лишь чуть-чуть ушибло, что её ещё можно спасти. Он будет вырываться, будет бросаться на санитаров. Вы сейчас похожи на такого раненого, господин главный инженер. Вы, несмотря ни на что, верите, что мы вас просто запугиваем, блефуем, не имея достоверных доказательств. Несмотря на то, что капитан Димов уже несколько раз объяснил вам серьёзность наших намерений, вы, господин главный инженер, всё ещё верите, что можно ещё пару минут повалять дурака и мы уйдём, убежденные в вашей невиновности. Это не так, господин главный инженер. Вам уже оторвало ногу, поймите. Всё, что вы можете сейчас сделать, это не сопротивляться пиле. Иначе, обещаю, вам будет больно. Очень больно.

-Послушайте, инспектор, - начал мужчина, - я не дурак и понимаю, что происходит. Все на нервах. Вы тоже. Поэтому я не в обиде на действия капитана Димова. Он искренне верит, что его действия могут помочь, но на самом деле…

-Нет, – сказал Лазаров.

-Что, нет? - растерялся мужчина.

- Нет, я не буду тратить время на ваше неверие, господин главный инженер. Не буду давать вам передышку. Вы уже под пилой. Любое сопротивление только принесет вам лишнюю боль.

-Да кто угодно мог поставить печати! - закричал мужчина. Голос у него был приятный, низкий, вызывающий доверие. Но не сейчас. Сейчас Лазаров не верил ему ни на грош. – Спросите секретаря! Печать у нас в свободном доступе! Не я же лично ставлю эти печати! Вы вообще понимаете, сколько ящиков в день…

Лежащий на ковре человек не врал, когда говорил, что не имел никакого отношения к печатям, поставленным на сопроводительных документах к прямоугольным зелёным ящикам с надписью «инструменты». Этим занимались инженеры из отдела снабжения, уже несколько месяцев выполнявшие негласный приказ хозяина кабинета «ящики не вскрывать, груз принимать и пересылать в двадцать пятый склад». Задавать вопросы руководству у железнодорожников было не принято. Если начальник приказывает подписывать бланки осмотра груза, не вскрывая ящики, значит, так нужно. Да и не было у снабженцев вопросов к руководству. Любому неглупому человеку, проработавшему в подобном медвежьем углу хотя бы год, было очевидно – если руководство просит не вскрывать ящики, значит, в ящиках контрабанда. Другое дело, что под контрабандой обычно подразумевались дорогие алкогольные напитки и сигареты. Зрелище аккуратно упакованных винтовок наверняка произвело бы на дорожных чиновников неизгладимое впечатление. Но, как уже Лазаров с Димовым выяснили, ящики на пристани никто не вскрывал. Согласно устному приказу главного инженера.