Вторжение

— Это вовсе не Вадим Казаков, — объяснил Сталин. — Обыкновенный монстр на энергетической основе. Еще не такое увидите… Ломехузы начали операцию «Вторжение», и мы с вами, а также те, кто к нам примкнет, друзья, понимаешь, и соратники, могут и обязаны операцию сорвать. Так что хлебнем еще лиха.

— Так кто же это был? — осведомился, успокаиваясь, Станислав Гагарин.

Теперь он тоже видел Вадима Казакова, торопившегося к ним по Центральной улице городка. Но ведь только что на его глазах превратился в неяркую вспышку другой Вадим Казаков, тот, кто стрелял в них из автомата незнакомой модели с глушителем на стволе!

— Ломехуз-боевик, — ответил Иосиф Виссарионович, надвигая шляпу на глаза. — Его телепортировали сюда… Так что и заборы закрытого гарнизона не остановили.

— И как это вы его? Ловко получается…

— Ведь мы оба — своеобразные сгустки энергии. У меня, правда, возможностей побольше. Но и расход зарядов, понимаешь, действие которых вы наблюдали, ограничен. Ладно, как-нибудь пробьемся… Я сяду позади, Вадим Георгиевич. Не возражаете?

Казаков, он уже открывал дверцу автомобиля, которого ласково будто живое существо называл Машкой, согласно кивнул. Вадим привык к тому, что Станислав Гагарин никода не садится рядом с водителем, а вот Юсов — хлебом не корми, только дай ему хотя бы побыть у баранки.

«А как же с пропуском для гостя?» — несколько растерянно подумал писатель, усаживаясь справа от Сталина, но тот успокаивающе положил маленькую руку ему на колено, кивнул, не берите, дескать, в голову.

Так оно и вышло. Часовой мельком глянул на гагаринский пропуск, он узнал писателя, не раз выступавшего в батальоне охраны перед выборами народных депутатов России, подержал в руке талон-вкладыш на машину, который протянул ему Казаков, а сидевшего в уголке вождя попросту не заметил.

— Немного пояснений, понимаешь, — сказал Сталин, когда машина покатила в сторону города Одинцова. — Зодчие Мира создали нашу систему вовсе не из того материала, из которого сотворена Земля, другие планеты и Солнце. Наши инженеры-космогоники пользуются доатомными структурами и математическими приемами, аналогичных которым нет вообще в Природе. Они сумели материализовать, понимаешь, саму математику. Именно эта наука, которая у вас не покидает листа бумаги, у Зодчих Мира стала строительным материалом, каркасом новых звездных систем.

— А вы никогда не задумывались над тем, что уповать на математику в таком деле, как создание иных миров, рискованно? — спросил Станислав Гагарин, осмыслив сказанное ему собеседником. — Математика выдает модель только абстрактного характера, ее вовсе не интересует вопрос, для чего это нужно и где может быть применено, использовано.

Когда с помощью математики создается некое пространство, оно вовсе не является нашим, реально для нас существующим пространством, ибо в состоянии определиться неисчислимым количеством измерений. Парадокс уже в том, что математика оперирует категориями широкого спектра, от бесконечности до некой точки в микромире. Более того, математике известны и отрицательные вероятности.

Вообразите себе, что нечто должно произойти наверняка, тогда его вероятность равна единице. Но коль явление вовсе не может произойти, то вероятность равна нулю. Но возможно и нечто меньшее нежели просто невозникновение чего-то нами ожидаемого. Именно в таком смысле я себе это представлю…

— Так оно и есть, понимаешь, на самом деле! У вас математика творит мир, реализует созидательные возможности карандашом на бумаге. Но поскольку сама Природа математична, ее можно вычислить, уловив закономерности, которым она подчиняется. Но кажется мы подъезжаем к населенному пункту?

— Это город Одинцово, — пояснил сочинитель.

— Да-да, — встрепенулся Сталин, — это я помню… Тут неподалеку находилась моя рублевская дача. Дальняя…

— К даче необходимо свернуть налево… Хотите заехать?

— Как-нибудь в другой раз.

Он склонился к уху писателя и, дыша запахом табака, спросил:

— Вам дорог этот человек?

Сталин повел глазами в спину Вадима Казакова, молча припавшему к рулю.

— В каком смысле?

— Через двадцать минут он умрет.

— Как?! — вскричал писатель. — Тогда едем назад…

— Бесполезно, — покачал головой вождь. — Ваш приятель обречен… Но есть, понимаешь, выход. В конце концов, а ля гер ком а ля гер. Это я по-французски. На войне, мол, как на войне. Откуда его удобнее отправить домой?

Автомобиль по прозвищу Машка уже добрался до госпиталя ракетных стратегических войск и свернул направо.

— Вадим, — обратился к водителю Станислав Гагарин, — останови, пожалуйста, у автобусной остановки.

«Его собираются убить? — подумал писатель. — Кому помешал этот как будто бы порядочный человек, честный работник и безобидный философ?»