Читаем Вторжение полностью

Вторжение

— Ради Бога, ничего страшного! — простонал Пристайн. — Уж и задремать нельзя на минутку! — Он вставил кредитную карточку в прорезь бронированной перегородки. — Возьми пятнадцать.

— Могу я чем-нибудь помочь, доктор Пристайн? — Швейцар предупредительно поднял над ним зонтик и протянул руку в белой перчатке.

— Нет. — Доктор вытащил карточку, вышел и зашагал к отелю.

Арнольд Паккала ждал его в вестибюле.

Что он сказал?

Черты Пристайна были сложены в привычную гримасу рассеянного добродушия. Ум его оставался непроницаемым за верхним слоем.

Передай Киру, что я поднимаюсь.

???

Пристайн повернулся спиной к помощнику и направился к лифту. Он держался начеку, чтобы отразить любую попытку принуждения, но Арнольд лишь постоял немного, глядя ему вслед и строя догадки, затем вошел в телефонную кабину.

Не успел доктор выйти из лифта, как двери апартаментов распахнулись перед ним. Адам Грондин, более замкнутый, чем Паккала, даже не пытался любопытствовать.

— Босс в гостиной.

Пристайн кивнул, сбросил пальто и вытащил папку из дипломата

— Собери вещи. Он отправится немедля.

— Черт! — прошептал Грондин. — Черт, черт, черт!..

— Свяжись с миссис Трамбле и попроси ее подождать у телефона. Думаю, он сам захочет ей сказать.

— О'кей, док.

Пристайн прошел в гостиную и плотно закрыл за собой дверь. Киран в халате стоял у окна, сцепив руки за спиной.

— Садись, Кол. Выпьешь чего-нибудь?.. Не утруждай себя словами — просто откройся.

Со слезами на глазах доктор повиновался.

Киран О'Коннор глянул вниз на центральный парк. Клочья тумана запутались в набухших почками ветвях деревьев. Конный полицейский остановился у скамьи, где лежал укрытый газетами бродяга, и поднес к губам мегафон.

— Надо же, — сказал Киран, — любопытный случай божественного возмездия… Это было бы знаменательно, когда б не тот факт, что меня уже не остановить.

— Но, Кир, у тебя метастазы. И лимфография и изоферменты показывают…

— Хватит, я все понял.

— Я договорился, тебя немедленно положат под чужим именем…

— Нет.

— Но это необходимо!

Киран засмеялся.

— Вы, доктора… привыкли выносить решения о жизни и смерти. (Не будь дураком, Кол, на кой черт мне твои паллиативы, твоя ослабляющая мозг химия, я всю жизнь прожил в боли и это приму… Я сохраню свои силы, пока Черная Мать не заберет меня и всех остальных… мне даже приятен Ее жест в доказательство того, что я самый любимый, как Она всегда говорила, где твоя вера, где твоя любовь, я скорректирую чертову заразу, отражу материю умом, другие операнты могут, почему не я? )

Ты не достиг таких высот в коррекции. Есть хорошие целители, есть плохие, а самокоррекция, наименее изученная область, она вся состоит из подсознательных факторов, способных не только стимулировать, но и усугублять…

Киран повернулся, взмахом руки оборвав разглагольствования доктора.

— Довольно, Кол. Я согласился на твое обследование, потому что… мне было интересно. Наверно, я предчувствовал что-то в таком роде, когда еще только выходил на старт. Л это лишь сигнал.

— Но если отказаться от всякой терапии, боль станет невыносимой.

— Ты же знаешь, для меня ничего невыносимого нет. (Кроме неверности .)

Пристайн обреченно свесил голову.

— Ты босс. — Он помедлил. — Я попросил Адама соединить тебя с дочерью. Решил, что ты захочешь ей сообщить. Извини, если я был не прав.

Лицо Кирана окаменело. Странно искаженный образ Шэннон засверкал на его безупречно гладком и твердом умственном экране. Но тут же исчез, и Киран улыбнулся.

— Учитывая твое мрачное пророчество насчет самокоррекции, сколько мне еще осталось терпеть?

— То, что ты сейчас терпишь, уже чудо!

Киран одобрительно хмыкнул.

— Что ж, все просто, как апельсин. Думаю, мне лучше всего вернуться в Чикаго. Поди скажи Шэннон, что это ложная тревога. Что я здоров как бык.

Пристайн вздохнул.

— Ты босс, — повторил он.

Беззвучно смеясь, Киран снова повернулся к окну.

— Бедная девочка. То-то обрадуется!