Из толпы, собравшейся на катке Медео, только старый Петр Сахвадзе почувствовал землетрясение. Слабый сейсмический гул заглушали звуки вальса из «Евгения Онегина» и визг детей. Правда, стенки стоящей в чаше катка ярко расписанной и утепленной юрты слегка заколыхались, а сверху заплясала кисточка из конского волоса, но такое вполне могло произойти и от ветра, порой налетавшего с Заилийского Алатау.
И все же Петр сразу понял.
Он недавно переехал в большой среднеазиатский город Алма-Ата к дочери Тамаре, зятю Юрию и троим внукам после десятилетней ссылки в Улан-Удэ, где лечил психику бурят-монголов. В этот зимний день, исполняя обязанности деда, Петр привел на каток девятилетнего Валерия, семилетнего Илью и четырехлетнюю Анну. Идти не хотелось: два дня его мучили головные боли, но, боясь огорчить детей, еще не успевших полюбить вновь обретенного деда, он притворился, что ему лучше. Медео — каток мирового класса, даже в самые суровые холода здесь можно почти налегке кататься — так умно он расположен. Детишки тут же влились в шумную толпу, высыпавшую на лед, а Петра оставили на трибуне в первом ряду.
Он скрючился на скамье, лелея нестерпимую боль в висках; несмотря на привезенные из Сибири меховой тулуп и ушанку, ему было зябко. Потягивая мятный чай из термоса, он жалел себя и думал, не ошибка ли с его стороны дать себя вызволить из ссылки. Улан-Удэ, конечно, не ривьера вроде Сочи, но бурят-монголы — народ приветливый, доброжелательный, а таинства их шаманов не носят политической окраски в отличие от деятельности Тамары и ее бескомпромиссного мужа-поляка.
Боль усилилась, к горлу подступала дурнота. Петр было подумал, что его бедный череп сейчас треснет, но тут зрение начало играть с ним странные шутки. Облитые солнцем белоснежные холмы, обступающие стадион, вдруг озарило какое-то неестественное зеленое сияние, а островки голого камня приобрели зловещий фиолетовый оттенок. Он ощутил легкую вибрацию почвы, громко застонал и ухватился за скамью, чуть не уронив термос.
И вдруг — о чудо!
Боль исчезла. Его окутала странная аура. Одурманенный мозг все разом осознал. Землетрясение! Такие ощущения он испытал уже дважды: в шестьдесят шестом, на той злосчастной конференции психиатров в Ташкенте, и совсем недавно, в прошлом году, когда слабые толчки были зарегистрированы в районе озера Байкал.
Совпадения быть не может. Не иначе экстрасенсорика. И Петр крикнул:
— Видите, дети! Выходит, я такой же, как вы!
Голова закружилась. Петр на миг потерял чувство реальности до тех пор, пока не услышал над ухом взволнованный голос Валерия, старшего внука:
— Дедушка! Тебе плохо? Ты звал нас?
Из репродукторов неслась веселая музыка. Двое мальчиков и их маленькая сестренка в ярких курточках и вязаных шапочках с помпонами изумленно взирали на него темными расширенными глазами. Увидев озабоченные лица детишек, к нему подкатили и взрослые; упитанная женщина в синем лыжном костюме спросила:
— Что с вами, товарищ?
— Ничего, все в порядке. — Петр сквозь силу улыбнулся. — Задремал, понимаете, и чуть с лавки не свалился. Старость не радость.
Посторонние вернулись на каток, а внуки придвинулись еще ближе. Петр уловил быстрый обмен телепатическими репликами. Лица у мальчишек сделались отрешенными, пугающе взрослыми. Маленькая Анна потянулась к деду ручонками в варежках; ее румяные щеки были похожи на яблоки апорт, какими славится Алма-Ата.
— Дедушка, твоей голове лучше?
— Гораздо лучше, ангел мой. И мне кажется, я сделал удивительное открытие.
В голосе Ильи зазвучали обвиняющие нотки.
— А зачем тогда ты нам кричал? Да еще передал какой-то странный образ.
— Вы не почувствовали, как дрожит земля? — спросил Петр. — Было землетрясение, я его ощутил не столько телом, сколько умом.
— Я ничего не почувствовал, — сказал Валерий.
— Может, тебе показалось? — добавил Илья.
— Зато я видела! — пискнула Анна. — Такое яркое, глубоко-глубоко, да?
— Да, точно! — Петр подхватил девочку на руки и звонко чмокнул. Потом опустил и очень серьезно обратился ко всем троим: — Сначала как предвестник землетрясения появилась головная боль, потом дрожь, выброс сейсмической энергии, и, наконец, он перешел в световое явление. Ровно двадцать лет назад абхазский старожил Селиак говорил мне: «У тебя тоже есть душа, ты один из нас». И вот все подтвердилось.
Дети в недоумении глядели на него. Их умственные комментарии казались ему столь же нечленораздельными, как писк летучих мышей.
— Неужели вы не поняли?! — в отчаянии воскликнул старик. — Моя головная боль происходит именно отсюда, и я видел над горами цветную ауру. Главное — это уже не впервые, и всякий раз случалось перед землетрясением, только я не осознавал своих чувств. Но теперь убедился. Я обладаю какой-то новой разновидностью психической энергии, не телепатией, не психокинезом, не отстраненностью, которые ваши родители изучают в Институте биоэнергетики. Надо пойти домой и сейчас же рассказать им! Может, я тоже сумею принести пользу и перестану быть обузой…