Вторжение

— Самолет приземлился в аэропорту, меня тут же начала мучить дикая головная боль, и я увидел призрачное свечение на поверхности земли. А с первым толчком симптомы исчезли. Но поднялась паника, нашу гостиницу здорово тряхнуло, поэтому я как-то не связал одно с другим. Затем в прошлом году случилось то же самое. В Улан-Удэ был зарегистрирован слабый подземный толчок. Я очень удивился, когда на следующий день прочел о нем в газете, но мысли были заняты другим: в декабре у тебя случился второй приступ, и я…

— Да-да, папа, я помню, — отмахнулся Юрий. — Тебе повезло родиться крепким грузином, а не болезненным поляком. Сердечная недостаточность сейчас весьма некстати, когда впереди столько дел… Мы приступаем к совершенно иному этапу работы.

— А КГБ? — удивился Петр. — Разве он уже не финансирует программу создания биоэнергетического оружия! Что-то не верится, чтобы хищники вас выпустили из своих лап…

— Андропов при смерти — месяца не протянет. А вместе с ним умрет и власть КГБ над нами. Только он на пару с адмиралом Горшковым видели в психике человека агрессивный потенциал. Пока Андропов возглавлял КГБ, он лично интересовался направлением парапсихологических исследований. Ты, наверно, слышал, что сам Брежнев лечился у экстрасенса и полностью разделял планы Андропова относительно психологической войны.

Петр кивнул.

— Андропов занял место Генерального секретаря, будучи уже неизлечимо болен, и потому немного ослабил вожжи. То страшное лето семьдесят девятого, когда Симонов и ему подобные извращенцы порылись в мозгу американского президента во время подписания в Вене ОСВ-два, уже не вернется, во всяком случае, в близком будущем. — В улыбке Юрия мелькнуло что-то зловещее. — Мы взрастили умственный оазис в Казахском государственном университете. Дело долгое, трудное, но наконец оно завершено. Мы вырвали с корнем последние сорняки лишь в декабре прошлого года. Лично я вырвал…

— Боже Милостивый! Так, значит, приступ…

— За все надо платить, Петр Сергеевич. В особенности за душу. Вы заплатили свою цену, я — свою.

— Ну, и что будет, когда умрет Андропов?

— Старая гвардия попытается удержать позиции, посадят у власти временно исполняющего обязанности, пока молодой Горбачев и Романов не закончили свой поединок. Но кто бы ни победил, нам это ничем не грозит. Оба довольно образованные технократы, которые не терпят ничего… «выходящего за рамки». Они отправят в отставку Горшкова и, вероятно, урежут нам дотации. Теперь деньги пойдут на исследование лазерных лучей и пучков частиц.

— И как… — Петр прервался на полуслове.

— Хочешь, чтоб я прочел твои мысли? — улыбнулся Юрий, на сей раз добродушно. — Думаю, сокращение ассигнований обернется только на пользу. Основная работа уже проделана: мы собрали под крышей института многих одаренных метапсихологов. Может, несколько жестоко отрывать их от семей, как некогда оторвали нас с Тамарой, но по большому счету все это во благо. Нашу умственную связь разорвать уже невозможно. Оазис будет расти, понимаешь?

Не находя слов, старый врач смущенно потягивал коньяк. Вдруг в комнату влетела Тамара: пряди ярко-рыжих волос выбилась из гладкого пучка, глаза сияют.

— Я позвонила Ахмету Исмаилову из геофизической обсерватории… Ровно в шестнадцать двадцать девять зафиксирован несильный подземный толчок — два и четыре десятых балла по шкале Рихтера. Эпицентр в тридцати километрах к югу от Медео, в Заилийском Алатау.

— Ну, что я говорил! — вскричал Петр. — Я такой же, как вы!

Тамара поцеловала его в макушку, едва прикрытую поредевшей соломенной порослью.

— Конечно! И это здорово, даже если б голова моего отца была набита опилками. Но у него вдобавок имеются старые мудрые мозги, и они сгодятся нам в работе.

— Ты вправду считаешь, доченька, что я смогу вам помочь?.. Смеешься небось?

Тамара и впрямь засмеялась, потом объяснила:

— Алма-Ата находится в зоне сейсмической нестабильности. У нас часто бывают землетрясения — и мелкие, и крупные. Все дома в городе спроектированы с этим расчетом. Здесь твоя экстасенсорика заработает лучше, чем ты сам того хочешь. Еще жаловаться станешь, что тебя вытащили из Улан-Удэ, оторвали от чокнутых монголов… Давайте-ка обедать, живо!

Петр отправился мыть руки, а Тамара ненадолго задержалась в кабинете мужа.

— Думаю, теперь папе будет легче приспособиться к нам… Знаешь, ведь он боится.

Юрий поднялся со стула.

— Я ему сказал про наши «заморозки»… Не прямо, но он понял.

— Может, не надо было?

— Он должен знать, что на нас можно положиться и что мы далеко не беззащитны. Разумеется, я упомянул только о своей собственной роли.

— Я не хочу, чтобы это повторялось! Надо найти другие способы!

— Тс-с. — Он взял ее руки, прижал к своим холодным губам. — Мы найдем, родная, найдем. Но прежде всего нам надо выжить. Иначе все труды окажутся напрасны.

— Душа! — прошептала она. — Бедная больная душа нашего народа. Отчего у нее такая страшная, темная изнанка? Не могу понять… но так было всегда. Наш двигатель — не разум и не любовь, а только насилие.