Вторжение кочевников

– Чего ты с ним так долго возился!? – пробурчал мой бородатый попутчик, но, несмотря на его ворчливый тон, я заметил, что он был доволен мной.

Его выдали морщинки в уголках голубых глаз. Я пожал плечами, мол, так получилось, а сам посмотрел на то, что стало со вторым мародёром. Тот лежал на том же месте, с которого и стрелял в меня. Он ещё хрипел, арбалетный болт пробил ему лёгкое. Этот враг уже не жилец на этом свете. Однако решительно настроенный Дед всё равно направился к нему, хотел добить врага окончательно.

А я уже вытер саблю, вложил её в ножны, снял шлем, мешавший озираться по сторонам, и побежал дальше, вдоль дороги. Крестьянский обоз растянулся на полторы сотни шагов. Я осматривал трупы убитых людей. Это были незнакомые мне люди, убитые возле обычных крестьянских телег, а через полсотни шагов я даже узнал одного знакомого торговца, который иногда приезжал в Игву, чтобы продать там зерно и овощи. Дед нагнал меня и присоединился к поискам.

Моя тревога вышла из-под контроля, когда я узнал телегу с рессорами. Такое модифицированное средство передвижения могло принадлежать только Игве, отчего моё сердце бешено застучало, а виски сдавило, словно моя голова оказалась в тисках.

Я побежал вперёд, к знакомому телу. У телеги лежал Светозар, его сразили двумя стрелами, он ещё дышал, но я бросился искать свою любимую.

Я будто услышал себя со стороны, проорал чужим диким голосом:

– Олеся!

– Тише! Тише! – забеспокоился Дед.

Что было дальше, я помню смутно. Такой стресс я переживал впервые. Я смотрел вокруг себя, голова крутилась так быстро и резко, что позвонки жалобно трещали, а мои отросшие до плеч волосы хлестали меня по щекам.

Я метался из стороны в сторону, а потом помню, как Дед позвал меня. Я метнулся к нему и только тогда увидел тело. Оно лежало недалеко от обочины за густыми кустами. Босые женские ступни торчали из-под какого-то плаща. Дед сдерживал меня, по его лицу я понял, что там тело моей любимой.

– Олеся! Что с ней, она жива? – вместо ответа Дед опустил свой взгляд.

Я вырвался и отбросил плащ с лица женщины. Грязное лицо и гримаса боли, которые отразились на нём, изменили мою Олесю до неузнаваемости. Бледное лицо, кровь в углу рта, безобразный страшный неровный разрез на шее и тёмно-красные волосы в огромной луже крови. Такой я не видел свою Олесю никогда, мне хотелось бы, чтобы я ошибся, и это была бы другая, просто немного похожая женщина, но это было не так, я узнал её карие глаза, светлые волосы, удивительные маленькие ушки, и…

Я вспомнил о сыне и огляделся по сторонам. У окровавленной сосны в десяти шагах от трупа моей невесты я увидел склонившегося Деда. Руки этого сурового мужика тряслись, когда он отстёгивал свой мокрый плащ.

Я бросился к нему и успел увидеть кровавые пелёнки и одну маленькую ручонку, безвольно лежавшую на покрытой иголками земле. Дед набросил плащ и повернулся ко мне.

– Не смотри! Тебе нельзя! – он сдерживал меня, а я рычал и рвался к телу.

– Пусти, я хочу взглянуть на его лицо, хочу запомнить лицо своего сына! – кричал я.

– Нет больше лица… – тяжело дыша сказал Дед и осёкся, когда заметил мой взгляд, скользнувший по кровавому пятну, оставшемуся на сосновой коре.

– Нет, – я помотал головой, шок парализовал меня, – не может быть!

– Не смотри, – пробормотал Дед, – тебе нельзя… я сам его оберну в свой плащ!

Глава 37

Осознание того, что я навсегда потерял и Олесю, и свою кровинушку, эту маленькую чудесную жизнь, привело меня в полное отчаянье.

Я отвернулся и побрёл к трупу своей невесты, упал рядом на колени и горько заплакал. Сколько я так просидел над телом, я не помню. Дед пытался тянуть меня, но я не слышал его. Как будто мой мозг отключился от внешнего мира. В нём осталась только одна мысль – Олеся и мой ребёнок были убиты, погибли в этой бессмысленной попытке Светозара убежать и спрятаться от надвигающейся беды. Наконец, я поднялся и на ватных ногах пошёл к телегам, отыскал в одной из них обычную лопату, вернулся к телу своей невесты и принялся рыть могилу. Дед пытался отговорить меня, но это было бесполезно. Я повернулся к телу женщины, которую любил и дрожащими пальцами закрыл её остекленевшие глаза, Дед положил рядом с ней, завёрнутое в плащ, маленькое тело моего сына и помог мне подняться с земли.

Со слезами на глазах я с помощью Деда опустил в глубокую яму тело своей женщины, потом тело моего сына, а затем Дед помог мне засыпать их тела землёй и придавить камнями. Я не видел и не слышал ничего, слёзы туманили мой взгляд, а в ушах я слышал только свой пульс. Он бился в моей голове как барабаны «там-там», голова от этого шума раскалывалась, дыхание сбилось, я не мог спокойно вдохнуть.

Когда Деду, наконец, удалось достучаться до моего сознания, в нём уже обитала жгучая ненависть ко всем тем, кто начал эту войну. Враги поплатятся за то, что совершили! Сказал ли я это вслух? Не знаю, возможно я говорил вслух с того самого мига, как увидел искажённое болью лицо своей невесты.

– Быстрее! Он ещё жив! Стонет и шевелится. – дошли до моего сознания слова моего охранника.