Вторжение на Олимп : Вторая титаномахия (СИ)

- Отзвуки ваших деяний доходили до меня сквозь толщь земли, боль и расстояния.

Когда работа закончена, Гефест беседует с Прометеем, и запустившийся автоматически второй кинопроектор продолжает изливать яд и желчь на душу нашего богогероя.

От произнесенных слов Гефест вздрагивает и столбенеет, но в руке его - занесённый молот, а в глазах - буря эмоций.

И тут дверца одного из многочисленных в этой комнате шкафа открывается.

Оттуда выбирается небольшой паукообразный механизм, и, капая смазкой, бежит через всю мастерскую, гадко попискивая. Треножник возвращается, его пламя вспыхивает зеленым, он подхватывает дрыгающийся механизм и начинает проворно разбирать. Смерть паразиты.

- Одного я не могу понять, - произношу я, - то ли ты добр и благодушен до глупости и тебя устраивает роль придворного шута, то ли безвольный глупец, слабак?

Гефест хмуриться, я прямо таки ощущаю, как с вулканическим шипением магмы сурово сходятся его кустистые брови. Молот поднят и целит в меня.

- Бесполезно, - замечаю я. - А вот против богов попробовать стоит.

- Я недоволен богами, - прокашлявшись, наконец, выдавливает он. Признание вслух даётся ему тяжело, словно тягучие комья блевотины.

- Но и предавать не стану!

Вот так новость. Не вашим, не нашим.

Меж тем Гефест продолжал:

- Ибо мне дорог с таким трудом воцарившийся мир, стабильность и равновесие. К тому же боги по природе своей не злы, они просто глупы, обидчивы и капризны, как дети. Как невоспитанные, избалованные ребятишки.... Но детей же не убивают.

Помня историю, я бы мог поспорить. Но не стал.

- Зато наказывают! - жестко обрубаю я, но тут нас самым бесцеремонным образом прерывают.

Треножник поворачивает крохотный рычажок собранного им устройства и взрывается. Огненный шар, обломки и пыль мгновенно распространяются по мастерской. Борода Гефеста тлеет, что отнюдь не добавляет приятных запахов. Ругаясь, пострадавший божок хватает огнетушитель, который услужливо протягивает ему кресло и подскакивает к горящим обломкам.

- Итак, ты отказываешь в помощи?

Энергичный кивок, шипение пенной струи.

- Воистину жаль. Я почему-то рассчитывал на тебя.... Но тогда мне придется изолировать тебя, слухи, обмолвки, да и просто искушение заработать хорошую карму на предательстве - уж ты-то меня понимаешь. Чисто на время конфликта, а там видно будет.

Покои Гефеста щедро нашпигованы оборудованием, так что создать замкнутую цепь не представляет труда.

Я наблюдаю, как взбешенный кузнец беззвучно вопит сквозь энергетическую решетку. Но у меня нет заранее подготовленных эффектных прощальных слов, и я закрываю дверь; коснувшись, расплавляю замок. Посиди - подумай. А мне больше на Олимпе делать нечего.

Выходя из леса, я заметил, как по небу прочертила ослепительную дугу вопящая конструкция и разбилась где-то вдали. Над холмами Эллады взметнулись комья потревоженной земли, обломки фанеры и перья. Ветер тут же набросился на нежданную добычу и подхватил, закружил, завертел белую метель - осколки честолюбивой мечты, реквием надежде.

По дороге устало маршировало войско. Оперевшись на корявый посох вслед ему глядел старик.

- Кто эти храбрые мужи, что так безрассудно и целеустремленно восходят на Олимп, презрев недалёкие уж минные заграждения? - спросил я его.

Но старец не ответил. Он был мертв. Мертвее мертвого, и тлен не нашел поживы в его ссохшимся теле. Лицо его - открытый свиток, где сетью морщин начертан гимн земным страданиям. В окостеневших пальцах бьется обрывок незаконченной поэмы. Что-то о десятивратных Фивах и чего-то еще. Доколе быть певцом войны и вновь и вновь видеть спины уходящих в вечность героев?!

- Я пришла мстить тебе за убийство Прометея, - провозглашает неведомо откуда взявшаяся эрения, появляясь сразу за стариком.

Эрения со швом вокруг беломраморной шеи. Та самая. Старый скряга Аид.

- Ну вообще! Если ты не наведешь порядок среди слуг своих никчемных, знаешь, Аид, я уничтожу и тебя, - моё предупреждение ей.

- Моя не понимать твоя однако!

Тогда, метнувшись, я ухватил подлое создание Поднебесной Империи за складку туники и швырнул о ближайший валун. Хороший такой, добротный греческий валун, так что запчасти разлетелись веером по сторонам.

- Да здравствует Председатель! - вякнул покорёженный динамик и сдох.

- А ты мне нравишься все меньше и меньше, Аид, - сказал я земле.

Показалось, или она вздрогнула?

- Но не так, как те, коим приговор уже вынесен! - обратил я окончание тирады пасмурному небу. Ни облачко не вздрогнуло на бесстыжем лике Олимпа.

Из оврага выполз мрачный отпрыск Ехидны, и черный уродливый шрам - трещина на его лике, что-то там искрилось и натужно гудело в чреве.

- Какова грузоподъёмность манипулятора мусоровоза, и при какой температуре должно сгореть человеческое тело? - глухо прогудел динамик, размещавшийся сразу за саблевидными верхними клыками.