Вторжение. Неизвестные страницы необъявленной войны

Дело в том, что я несколько раз говорил начальнику гератской службы безопасности о своем желании лично потолковать с тем афганцем, который первым, спустя сутки после происшествия на шоссе, принес весть о судьбе Г. К. Мне казалось странным, что никто до сих пор так и не удосужился обстоятельно побеседовать с ним, вытянуть из него все возможное. Человек этот сотрудничал с ХАД и в то же время имел репутацию отъявленного головореза в банде самого звероватого местного атамана по имени Гафар Каль (своих пленников Гафар Каль лично распиливал на куски пилой, об этом с ужасом говорила вся провинция). Не знаю подробностей, но, похоже, человек из группы Гафара по каким-то своим соображениям ведет двойную игру. Во встрече с ним мне долго отказывали: боялись его «засветить». Я уже отчаялся увидеть «номер 1» — так для себя решил называть афганца, первым принесшего горькую весть. И вот звонок…

В спешке я допустил досадную оплошность, будучи уверенным, что разговор состоится в помещении ХАД. На попутном бэтээре нас с Фаруком подбросили до службы безопасности, высадили тут, бэтээр в клубах пыли умчался дальше, а встречавший нас хадовец неожиданно говорит: «Надо идти на конспиративную квартиру». И смотрит испытующе.

Вот это новость! Легко сказать — идти, когда по Герату даже на машинах не ездят, а только за броней. Да еще на какую-то неизвестную квартиру, на встречу с весьма сомнительным типом. Но ведь от меня теперь уже ничего не зависело. Ни-че-го! Не скажешь же этому хадовцу: дескать, извини, друг, я передумал.

Он пошел впереди, мы следом — с видом висельников. Я незаметно перевел на пистолете предохранитель в положение для стрельбы. Патрон был в патроннике, пистолет — за поясом, под выпущенной рубашкой. Фарук и хадовец имели при себе автоматы.

Улица изгибалась плавной дугой, но одну ее сторону были виллы за глухими каменными заборами, по другую, справа, сосновый парк. В некоторых калитках стояли крепкие мужчины, облаченные в свободные афганские рубахи и шаровары. Кто они и почему с утра стоят, как изваяния, — я никогда не смогу ни узнать, ни понять этого. Они провожали нас долгим, пустым взглядом. Я заметил за жителями Герата эту привычку: смотреть вслед незнакомым людям долго и пусто. То ли запоминая, то ли боясь получить пулю. Я подумал о том, что на этом городе и на его жителях лежит печать смерти: убивать и быть убитыми — вот удел многих из них в течение последних трех лет с момента утопленного в крови гератского восстания.

Пришли. Калитка в глухом заборе. За садом, в глубине, каменный дом. Нас встретил крупный мужик с седой окладистой бородой, мясистым носом, одетый по-афгански: халат, белая чалма, на ногах — галоши. Здоровенные ручищи перебирают зеленые камушки четок. Глаза карие, взгляд немигающий, упорный. Словом, по всем внешним признакам — личность незаурядная.

Хозяин пригласил в дом. Уселись прямо на ковре, в комнате, где не было абсолютно никакой мебели. Хадовец положил автомат себе на колени. «Номер 1» стал сразу, без обычных предисловий, говорить о деле.

Вот что следовало из его рассказа. В кишлаке Саурестон у Каюма постоянно находится боевая группа из 15 человек. Сам он и еще 20–25 его людей переходят с места на место, избегая засад. Ночь с 27 на 28 июня он провел в Саурестоне, а утром весь отряд — человек сорок — стал уходить в кишлак Туркони. Сам Каюм был на мотоцикле, остальные — пешком.

Такси, в котором ехал из аэропорта Г. К., по трагическому совпадению, оказалось на пустынном шоссе в тот момент, когда бандиты собирались пересечь дорогу. Вооруженный биноклем Каюм, якобы издалека углядел в машине советского и дал команду своим людям открыть огонь. Они залегли и обстреляли такси — этой версии соответствуют пулевые пробоины в нижней части кузова найденной нами позавчера «тойоты». Гена выскочил из машины, занял оборону в сухом придорожном арыке. У него был автомат и пистолет «ТТ». Каюм сзади подъехал на мотоцикле и тяжело ранил Гену выстрелами почти в упор. Тело привязали к мотоциклу и повезли в Туркони. По дороге Гена скончался от ран. «Номер 1» утверждал, что тело в тот же день захоронили на дне сухого арыка. Он рассказал об этом хадовцам, но те проявили нерасторопность, а бандиты, пронюхав о том, что сюда направляются хадовцы, перезахоронили тело в другом месте. Где? «Номер 1» слышал, как люди Каюма бахвалились, что найти это место без проводника невозможно.

Вот и все. Главное достоинство полученной информации заключалось в том, что она выглядела правдоподобной. Но это не означало ровным счетом ничего. Прожив несколько месяцев в Афганистане, я понял: очень часто местные люди говорят нам вовсе не то, что они на самом деле знают или думают.