Вторжение в Московию

И в лагере осталось всего полторы тысячи наёмников с Тышкевичем и Ратомским. Ситуация в войске изменилась. Теперь верх взяли запорожские и донские атаманы и настояли на том, чтобы идти в глубь России. Войско свернуло лагерь и двинулось по дороге на Орёл. Они заняли Севск, и царевич послал вперёд, под Кромы, Корелу с донцами, наказав ему держать крепость во что бы то ни стало. И в послерождественскую тёмную метельную ночь Корела незаметно провёл своих казаков через жидкое оцепление ратников Фёдора Шереметева на помощь гарнизону мятежной крепости. И смутно, но подозревал Заруцкий, что это надолго, что это капкан и они сами влезают в него. Да, подозревал, но и подбадривал своих куренников: «Крепись, станичники! Нигде казак не пропадёт!»

А Мстиславский оправился от ранения только через месяц. Годунов не стал выговаривать ему за оплошку на поле боя, учтиво осведомился о здоровье. Басманова же, вытравившего измену в осаждённом Новгороде-Северском, он вызвал в Москву. Из-за ранения тот ехал не верхом, а в санях, поэтому у Арбатских ворот его встретил царский возок Годунова. И так, на виду у всей Москвы, он проследовал в его возке до дворца. И там он, молодой, известный в Москве балагур, кутила и мот Петька Басманов, получил чин боярина, огромную надбавку к земельному окладу и две тысячи рублей деньгами. Старому же князю Никите Трубецкому и другим воеводам, отстаивавшим Новгород-Северский с неменьшим рвением, награды выпали далеко не те: всего лишь наградные золотые. С ними пригнал в войско молодой стольник[22] царя Юрий Сулешев, сын покойного Дж-ан-шаха Сулеш-бика, одного из беев касимовского хана Ураз-Мухам меда.

Армию же Мстиславского пополнили московскими дворянскими сотнями. По грамоте Разрядного приказа Дмитрия Шуйского на полку правой руки сменил его старший брат Василий. И Мстиславский снова выступил против Вора. Морозно было и туманно, и снег скрипел под санями огромного обоза, когда войско Мстиславского подходило к Севску… 20 января Мстиславский подошёл под Севск и разбил лагерь в деревушке Добрыничи.

К тому времени войско царевича опять выросло до внушительных размеров. К нему пришли двенадцать тысяч запорожцев. Обросло оно и мужиками из Комарицкой волости. И на совете у царевича атаманы высказались за немедленное сражение. Они отмели всякие доводы о переговорах с Мстиславским. И там же было решено, что гетман Дворжецкий, выбранный войском на место сбежавшего пана Мнишки, повторит маневр Доморацкого.

И вот в новом сражении первыми в атаку пошли запорожские казаки, с визгом, криками понеслись на дворянские сотни большого полка… И большой полк стал прогибаться под их натиском… Вот теперь-то в дело вступили тяжёлые латники. Они ударили в полк правой руки Василия Шуйского.

И Шуйский стал медленно отводить свой полк, как они договорились с Мстиславским, открывая стоявшую позади него пехоту с пушками и иноземцев Маржерета и Розена.

Дворжецкий, ничего не подозревая, устремился в этот зазор между полками. А рядом с ним летел на коне царевич, Отрепьев Юшка. Он был в экстазе, опьянён, весь мир принадлежал ему… Он — цезарь! Нет равных на земле ему! И он ведёт свои полки к победе!..

Но тут перед ними на какое-то мгновение открылось село, ряды пехоты, пушки, мелькнул взмах флажка офицера… И в следующую секунду навстречу им ударил залп из десятка тысяч стволов и смахнул с коней передние ряды гусар…

Жаркое дыхание изрыгнувших огонь пушек долетело до Юшки, до «цезаря», и сорвало с головы у него шапку… Конь под ним споткнулся, заскакал, закособочил, захромал на одну ногу. Юшка наддал его шпорами, развернул и вырвался из сплошной мешанины людей и коней с одной лишь мыслью: быстрее, быстрее из этой ужасной бойни… Мощный поток конных подхватил его и понёс назад от деревушки.

Бегство гусар, за ними и запорожцев, было всеобщим. Дворянская конница пошла в преследование и довершила начатое пехотой. У царевича вырубили всех пеших и пушкарей и долго гнали конных.

А впереди всех уходили латники. С ними бежал и сам «цезарь». Тот, рассвирепев от этого очередного поражения, нагнал какого-то бегущего казака и рубанул его, срубил сплеча, вымешивая на нём свой страх, кляня себя, что связался с Мнишками и с этими… гусарами!..

Дворжецкий осуждающе посмотрел на него и смолчал. Гусары же возмутились. А Юшка бросил запорожцев и накинулся теперь с бранью на них, стал поносить их и их «матку бозку»… Гусары, взвинченные и обозлённые не меньше его, наскочили на него… И пошло, пошло, саблями!.. Вмешался Дворжецкий, с трудом унял распалившихся латников. И те взбешёнными покинули царевича и двинулись вместе с запорожцами к границе, дорогой на Путивль. Юшка же повернул с кучкой своих приверженцев к Рыльску.