— Этим волкам! — проворчала она сердито, удаляясь со всеми дамами из шатра царицы, бросив неприязненный взгляд на пана Юрия и Станислава, которые явились к царице вперёд царя, чтобы подготовить её для встречи с супругом.
А что уж говорить о Доротее. Та стала выкручиваться вся своим прелестным телом, стараясь выглянуть в щёлочку из соседнего шатра, куда препроводили всех дам: посмотреть хотя бы одним глазком на этого царя Димитрия, как говорят, ужасного мужлана… «Вот теперь-то досталось и ей! Этой гордячке!..»
— Ну я же не могу так! — простонала она от снедавшей её страсти.
Она присела на лежак, но тут же вскочила и снова попробовала выглянуть наружу. Но это ей не удалось: пахолики, что стояли стражей у входа, загородили ей дорогу. И она заметалась по шатру, как лисица в западне.
— Дороте-ея! — укоризненно промолвила пани Барбара и показала взглядом на камеристку Юлию. Та сидела на лавке смирно, как мышь в ловушке, сложив на коленках беленькие ручки.
А что же с Мариной, московской царицей?
С ней был пан Юрий, и тут же был Станислав.
— Да, он на самом деле был сражён! — повторяла она несчётный раз подряд, смешавшись оттого, что вот только что ей предложил отец.
«Как ей любить кого-то, кого она не видела даже в глаза, быть с ним как с мужем!..»
И было стыдно, стыдно! Её, как вещь, используют! Она попала, как игрушка, в чьи-то руки!.. И тут же, с тем же, её отец! Как это всё ужасно, несправедливо!.. И подло, подло!..
Она была готова заплакать, укрыться за слезами.
— Что делать? Скажите, научите! — протянула она руки к отцу, но встретила его холодный взгляд и повернулась к Станиславу. — Да нет же! Увезите, отсюда увезите!
— Но, доченька, Марина! — чуть не с плачем вырвалось у пана Юрия.
У него тоже было сердце, а не камень. Он расстраивался при виде её переживаний, но не находил для этого серьёзной причины. Его дочь пошла в него характером, а также равнодушием к судьбе людей, пусть даже самых близких, была расчётлива, умна. Ну, в общем, вся в него. И он гордился ею. И вот на тебе! Вдруг в каком-то мелком деле, как полагал он, она упёрлась и не хотела уступать, когда впереди опять замаячила московская корона. Ну как тут с дамами вести дела?! Терялся он в догадках, не замечая за дочерью каких-то изменений… Да нет же! Это она, всё та же Марина! Не изменилась она, нисколечко!
— Супруга твоего уже давно нет! Но его дело не исчезло! Наше дело, наше, ожило! Ведь он тебе посмертно передал свой престол! Ах, если бы не терял он головы! — театрально схватился он за свою голову, торопливо засновал туда-сюда по шатру, раскачиваясь из стороны в сторону. — От удали, беспечности!..
Наконец он перестал бегать, остановился около неё и заглянул ей в глаза, надеясь прочесть в них подтверждение своим мыслям: но встретил там завесу холода… Да, да, она была вся в него!
— Но как же это?! — спросила она и отвела смущённо от него глаза. В её голосе была слышна надежда, что, может быть, он выдумал всё это. Вот сейчас он улыбнётся, как было в детстве, когда подтрунивал над ней, и приласкает, и скажет, что просто пошутил, и пусть все страхи выбросит она из своей головки, умной и прелестной. — Душой ведь говорила Богу: супругой верной буду я ему и в горестях и в радостях, до самой старости, и только смерть нас разлучит!
Она замолчала, полагая, что, может быть, он ответит ей. Она не смела ослушаться его, своего отца, воспитанная иезуитами в почитании к старшим, которые желают ей, разумеется, только добра, забот иных уже не знают.
— Марина, — обратился Станислав к ней, как к сестре, вот так просто, показывая тем, что значит она для них. Всегда была и будет родной кровинушкой. Они не перестанут заботиться о ней, помогут, поддержат и спасут, если появится опасность. — Мы так решим: если церковь позволит такой брак, тогда закон по форме будет соблюдён!.. Но жить как с мужем ты не будешь с ним!..
— Так верно мы замнём скандал! — обрадовался пан Юрий этой подсказке сына и обнял его, заулыбался благодушно им, своим детям. Он гордился ими и искренне любил. Всех своих детей он вывел в большие люди по своей службе, связям. Дочерей он выдавал замуж за людей знатных, богатых и влиятельных, а сыновей женил на невестах с немалым приданым.
— Супругом будет он тебе до трона, — продолжил дальше Станислав, развивая свои мысли. — Когда же введёт тебя опять царицей в Кремль…
Тут он сделал нужную паузу, дал им самим подумать, что будет дальше.
— И снова люд Московии, поверь, не налюбуется тобой!
Пафос, какой пафос был в его словах! Он в этом не уступал нисколечко отцу.
— Марина, доченька моя! — засуетился пан Юрий, воспрянув от таких речей, и, чтя её высокий сан, склонился перед ней.
И она увидела его седую голову… Ах, как она любила перебирать когда-то в детстве вот эти его кудри, сейчас уже седые.
— Не просил я ничего в жизни от тебя! А сейчас молю с коленей!..
И казалось, он, её отец, которого она так почитала, готов был встать на самом деле перед ней на колени.
— Признавай!..