— Хорошо, Аркадий Николаевич, согласен я с вами, больному ещё на недельку нужен постельный режим. Да и мне сей пациент любопытен. Говорите, несчастья притягивать стал после того, как молния ему в голову залетела. Володя, а ты не против будешь, если я фотографа приглашу твою спину запечатлеть?
— Для науки я на всё согласен, даже на двойную порцию, — решил пошутить.
Зря. Не то сейчас время. Люди Великую Войну пережили, голодали почти все, да и сейчас живут в большинстве своём впроголодь. А он тут их объедать будет. Хотя, насколько помнил Челенков, его-то не коснулось, но от Дасаева, кажется, слышал, что при росте 190 сантиметров в армии в будущем будет положено двойное питание. А ему всего пары сантиметров не хватает.
— Двойную? — Михаил Иосифович, поджал губы. Глянул на генерала, тот мотнул головой на кастрюльку.
— Прокормим.
— Нет, что же мы будем вас заставлять по три раза в день сюда ездить. Хорошо, Володя, я переговорю на кухне, вам поставят полуторную норму. И вот, что. У нас во дворе есть группа, что в реабилитации нуждается. Ты бы не мог с ними по утрам зарядкой заниматься. Они все ходячие… Ну, хорошо, некоторые не очень. Так возьмёте над ними шефство, молодой человек? Вы же спортсмен?!
Ну, и как откажешь, на неделю оставляют, полуторное питание выбьют.
— Конечно, Михаил Иосифович, позанимаюсь, только нас с этой группой свести надо. Ну, и чтобы они пацана слушались.
— Я утром зайду за тобой. Познакомлю. Да, извините, Аркадий Николаевич, но у нас сейчас партсобрание и политинформация. Мне идти надо, а то заругают. Парторг у нас строгая.
— Конечно, доктор, — попрощались за руку.
Вовка присел, на кровать. А, блин, учебники?!
— Аркадий Николаевич, а вы бы не могли позвонить в общежитие, чтобы Третьяков мне учебники и тетрадки принёс.
— А сам чего? А ну, да. Тут с телефонами строго. Договорились. Позвоню. Так, Фомин, тут человек к тебе завтра придёт. Ты его знаешь. Будет тебя в артель по производству мебели на работу устраивать. А ещё Наташа придёт вечером, гитару принесёт. Мне Антонина всю плешь проела, надо им четвёртую песню. Короткую. Уже даже ходила куда-то договариваться, чтобы Наташку на пластинку записали. Ох, втравил ты меня. Вот зачем мне это?! Жил себе, как человек, а теперь по богеме этой хожу. Тьфу. Может, ты больше не сможешь песни писать? Вон, по башке получил, и все музыкальные таланты в тебе кончились? А, Володя? — смеётся, гад.
— Я им так и скажу.
— Но, но. Ты меру-то знай. Ишь, смелый стал. Всё, музыкант, а нет … Всё, Артист, до завтра. Сам привезу, знаешь кого, он с одной-то ногой, тот ещё путешественник. Выздоравливай.
Вовка проводил, Аполлонова до двери и вернулся на кровать, стал распаковывать вещмешок. Усмехнулся. Так и не узнал у доктора, чем стетоскоп отличается от фонендоскопа. Записать вопрос нужно. А ещё пора вплотную заняться учёбой. А то ведь и на самом деле отстал и завалит ещё экзамены. Физики-то учебник есть, почему его не начать зубрить. Лёг, открыл, прочитал страницу и вырубило. Так и заснул с учебником на покоцанной голове.
Событие тридцать восьмое
Желаешь без печалей обойтись, Наукам и ремеслам обучись.
Ну, я такой магией не владею. Она сложная и встречается очень редко. Называется «руки-из-правильного-места».
Бывшего завхоза МВД — бывшего полковника — Игнатова Петра Ильича Вовка сразу и не узнал. Тогда, в начале апреля, видел в задрипанном пиджачке и непричёсанным каким-то. Сейчас Игнатов был в милицейской форме без погон. Ордена висят на груди, медали. Усики тонкие появились. Чисто выбрит и подстрижен. Полковника привёз Аполлонов. Пропустил, придерживая дверь, потом сам зашёл, поставил на тумбочку очередную кастрюльку.
— Щи, там. Ты, может, сначала поешь, а потом болтай, кастрюльку-то мне забрать надо. Не напасёшься на вас психов. А мы покурим пока с Ильичом. Дохромаешь до форточки. Спортсмен, не любит, когда курит кто рядом. Ругается. Стыдит, — улыбаясь, мотнул головой генерал на Вовку.
— Чего уж. Уважим, — отхромали оба к окну. Аркадий Николаевич, не попадал в ногу с широко шагающим бывшим завхозом. Сбивался.
Вовка, позавтракал нормально, на самом деле порции увеличили, но раз дают, надо брать, тем более мама Тоня старалась. Щи пахли офигительно. Прямо такой настоянный мясной дух. И косточка мозговая, что дух этот и дала, была в кастрюльке, просилась расколоть её и мозг из неё высасывать. Лепота. Не заметил, как и выхлебал всё, а говорил, что сытый.
Милиционеры бывшие покурили, как раз, и вернулись, уселись против Вовки. Сидели, смотрели на него. Как тот пальцем пытается мозг достать, как высасывает его. Зрители, мать их.
— Говорите, — отложил Фомин кость.