– Я рассудил так: особа, с которой я беседовал, упомянула о том, что пойдет в «Фигаро», если я окажусь несговорчивым. Это одна из крупнейших газет, и у нее не так много конкурентов. Один из них – «Пти Паризьен». Я попросил Филиппа найти его выпуски за всю неделю, включая субботу, когда я должен был уехать. А теперь внимание. – Ломов протянул руку и снял с прикроватного столика пачку лежащих на нем газет. – Убийство Сюзанны Менар произошло в ночь с понедельника на вторник. В среду, четверг и пятницу о нем пишет журналист Р. Траншан, который в одной подписи обозначен своим полным именем Робер Траншан. В воскресенье в той же газете появляется краткая заметка в четыре строчки… где же она? А вот. – Ломов развернул одну из газет и сложил ее заново, чтобы удобнее было читать. – «С прискорбием сообщаем», бла-бла-бла, «что наш коллега Робер Траншан вчера покончил с собой, выбросившись из окна. Более десяти лет плоды его талантливого пера украшали наши страницы, редакция приносит свои соболезнования близким», и все в таком же духе. – Сергей Васильевич положил газету на одеяло и со значением посмотрел на Амалию. – Понимаете, к чему я клоню?
– Думаю, да. Женщина, с которой вы говорили, решила, что знает убийцу. Но она не пошла в полицию, потому что полиция не платит деньги за сведения. Она читала «Пти Паризьен» и назначила встречу Траншану, который писал об убийстве. По каким-то причинам он опоздал, и когда появились вы, она приняла вас за него.
– На следующий день меня попытались прикончить в экспрессе, а Траншан почему-то выпал из окна, – подытожил Ломов. – Скажете, совпадение?
– Надо будет отыскать ту женщину, – решительно сказала Амалия. – Вы запомнили, как она выглядела?
– Я же говорил – как крестьянка, которая перебралась в Париж, чтобы заработать денег. Таких здесь тысячи. Обычно они идут в услужение, если только их не привлекает древнейшая профессия. Почти уверен, что та, которая говорила со мной, была служанкой. На вид ей 23–26 лет, брюнетка, карие глаза, круглое лицо, широкие плечи, крупные руки. Зубы не очень хороши, между верхними передними резцами щель, снизу слева не хватает клыка. В общем и целом, красавицей ее не назовешь. Когда я ее видел, она была одета в темно-синее платье из недорогой материи. Лично я совершенно уверен, что вы ее не найдете – среди живых, я имею в виду. Я и то с трудом спас свою шкуру, а ей против людей Дассонвиля уж точно ничего не светит.
– Но если она не знала, кто вы такой, как его люди сумели вас вычислить?
– Следили за ней, к примеру, и увидели, с кем она разговаривает. Почти уверен, что так оно и было.
– Вы помните, как называется церковь, в которой вы с ней встретились?
– Я потом нашел ее название в справочнике. Церковь Святого Николая в полях.
– Послушайте, – заговорила Амалия, вздохнув, – свой секрет она оценила в 50 франков, пусть даже потом подняла цену еще на 300. Как-то слишком мелко, вы не находите?
– Нет, не нахожу. Вы забываете, что для людей ее круга деньги имеют иную стоимость, чем, к примеру, для вас. Вы, наверное, с легкостью можете выложить триста франков за шляпку, а они на эти деньги будут жить несколько месяцев. К слову, вы тут упоминали убийство на бульваре Пуассоньер. Знаете, в чем там было дело? Рабочий убил хозяина за то, что тот должен был заплатить ему 15 франков, но отдал только 5, сославшись на то, что 10 рабочий ему задолжал. Так что я не вижу ничего удивительного в том, что служанка сначала запросила 50 франков за свои сведения, а потом передумала и взвинтила цену.
– Она сказала, что у нее есть доказательство ее слов. О чем может идти речь?
– Не знаю. Но говорила она очень уверенно. Не удивлюсь, если у нее и впрямь было что-то такое, что могло привести убийцу на гильотину.
– И Дассонвиль бросает чуть ли не все силы своей службы, чтобы замять дело?
– Почему нет? Убийца может быть высокопоставленным лицом. Или просто какой-нибудь нужной сволочью – как Эстергази, к примеру.
Ломов имел в виду нашумевшее дело капитана Дрейфуса, которого обвинили в государственной измене и сослали на пожизненную каторгу, хотя улики указывали на другого человека – некоего Эстергази.
– Некоторые считают, что Эстергази на самом деле был двойным агентом – за деньги передавал немцам сведения, которые в действительности были ложными, – негромко заметила Амалия. – Контрразведка своими необдуманными действиями поставила его под удар, началось расследование, и потому понадобился козел отпущения в лице Дрейфуса.
– Надо было найти такого козла отпущения, который покончил бы с собой до процесса и заодно оставил бы покаянную записку, что это он во всем виноват, – холодно промолвил Ломов. – Кстати, при известной сноровке не потребовалось бы даже самоубийства: предъявили бы чей-нибудь убедительный труп, а козлу отпущения дали бы повышение, сменили фамилию и отправили бы работать дальше на благо родины. Но нет, обязательно надо было устроить показательный процесс, который вылился в такой скандал, что страна из-за него разделилась на два лагеря.