Вуивра

Он зашёл в дом ещё раз, не без удовольствия открыл и снова закрыл жалюзи. Выйдя из дома, он запер дверь на два оборота и, вынув ключ из замочной скважины, раздумывая, что же с ним делать. Арсен ждал его на дороге и, увидев показавшуюся на пороге Жюльетту, дружески поприветствовал её. Старик в конце концов решил положить ключ к себе в карман, и лицо его расплылось в улыбке. По пути он никак не меньше двадцати раз оборачивался, чтобы посмотреть на свой дом.

На расстоянии новизна, внесённая домом в знакомый пейзаж, была ещё ощутимее. Когда дом скрылся из виду, Юрбен взял Арсена за локоть и крепко пожал его. Он думал теперь не о доме, а о том подлинном счастье, которое он считал утраченным и которое вернулось к нему на рассвете. Внезапно он почувствовал, как от ночной работы плечи его и конечности налились свинцовой усталостью. Ему казалось, что он всё ещё несёт какой-то тяжёлый груз, отчего и его высокая фигура немного согнулась. Положив руку на плечо Арсену, старик тяжело опёрся на него. Юрбену было радостно от того, что он может на него опереться.

Вуатюрье был у себя на кухне один и заканчивал бриться, глядя на себя в зеркало, подвешенное к оконному шпингалету. Дочь и прислуга, пользуясь воскресным днём, ещё не вставали с постели. Для него самого утренние часы были самыми жестокими, ибо в это время метафизические страхи, разрушая материальность предметов, витали в его сознании, принимая вид то неких бледных саванов, то блеклого холодного неба. Бог, бесплотный, отринувший всё, вплоть до собственной бороды, был теперь одной лишь невнемлющей волей, к которой невозможно было подступиться ни с помощью молитвы, ни с надеждой вызвать сострадание. Это было как раз то белое, студёное время суток, когда Дева Мария и святые заступники, замерев под мантией зари, смотрят, как преступления грешников застывают в священном ужасе приходской церкви. Вуатюрье ощущал, как в голове у него проплывают туманности и вечности. От бесконечности Бога, от его то гнева, то равнодушия у Вуатюрье пересыхало в горле. Светская власть больше не откликалась на его зов. На фотографии, прикреплённой к кухонной стене, лицо депутата округа, обычно такое выразительное, стало неприветливым, а чёрная борода теперь казалась сделанной из щетины от половой щётки. Внезапно мэр повернулся к нему, держа бритву в поднятой руке и прошептал: «В конце концов, мне всё это уже осточертело!» Он вновь занялся своей щетиной, но тут же вытер лезвие и обратился к депутату ещё раз: «Из-за ваших глупостей я в конце концов останусь вообще на бобах». И в третий раз: «Вы осточертели мне, господин Флагус. Это я вам говорю». Тут во дворе запел петух. Вуатюрье, срезавший последние колючки щетины, побледнел, и лезвие задрожало у него на горле. Он встал перед фотографией и, сложив ладони, униженно пробормотал голосом умирающего: «Господин депутат, господин депутат». Приход Арсена и Юрбена явился для него избавлением от мук. Часы его вселенной опять пошли. С радушной улыбкой он поспешил к ним навстречу. О доме Юрбена он был осведомлён с прошлого вечера, однако из вежливости и ради того, чтобы доставить им удовольствие удивить его, притворился, что ничего не знает, и Арсен был ему благодарен за это.

— Хотя время сейчас раннее и, может быть, в такой час лучше не тревожить людей, но как я только что говорил, у Фостена день начинается вместе с птицами.

— Для друзей я всегда на ногах, что верно, то верно. Так входите же, выпейте по рюмочке.

Он прошёл на кухню впереди гостей и поставил стаканы на стол. Арсен, уже умудрённый жизненным опытом, не торопился переходить к делу. Они расспросили друг друга о семьях, а потом долго говорили об урожае. Вуатюрье сказал, что ещё никогда не видал такого хорошего урожая. Колосья налились, стали тяжёлые, как свинцовые пули. Да и не удивительно, с таким-то летом. Лето было сухое, но с дождями, как по заказу.

— Да ещё очень хорошо, что погода не везде одинаковая. Вот вчера я в газете прочитал, что в других местах выпало слишком много дождей. Так что зерно останется всё-таки дорогим. Похоже, в этом году жаловаться нам будет не на что. Даже для уборки урожая установилась такая погода, о которой можно только мечтать. Если так продержится, я всё уберу меньше чем за неделю.

— У нас то же самое, — сказал Арсен, — можно уже твёрдо сказать, что уборка не затянется.

— С такими парнями, как у Луизы, я подозреваю, работа должна спориться. А когда нужно, то у вас есть Юрбен, чтобы пример вам показывать.

— Сейчас уже не всё мне по силам, — скромно запротестовал Юрбен.

— Ну про Юрбена вам рассказывать не нужно, — сказал Арсен. — Он никогда свои тяготы не считал и сложа руки никогда не сидел. Если бы от него зависело, к дням бы ещё лишние часы приделывали. Да, кстати, раз уж я начал и раз уж мы говорим о Юрбене, я думаю, у него самого есть что вам сказать.

Вуатюрье разыграл удивление и с заинтригованным видом подняв вверх брови. Юрбен не удержался от улыбки при мысли о том, как сейчас удивит его.

— А скажу тебе я то, что я только что построил себе дом.