знает о предмете спора, чтобы тешиться превосходством своего спекулятивного знания над
нашим.
Следовательно, в сфере чистого разума гипотезы допустимы только как военное оружие не
для того, чтобы обосновывать на них свое право, а только для того, чтобы защищать его.
Но противника мы должны здесь всегда искать в самих себе, так как спекулятивный разум
в своем трансцендентальном применении сам по себе диалектичен. Возражения, которые
могли бы вызывать опасения, заложены в нас самих. Мы должны отыскивать их как старые, но не утратившие силы по давности притязания и установить вечный мир путем их
уничтожения. Внешний покой здесь только видимость. Необходимо истребить самый
источник споров, заложенный в природе человеческого разума; но каким образом можем
мы искоренить его, если не даем ему свободы (и даже питания) вырастить сорную траву, чтобы она тем самым обнаружила себя, и затем вырвать ее с корнем? Поэтому выдумывайте
сами возражения, которые еще не пришли в голову ни одному противнику, и даже снабдите
его оружием или отведите ему самое удобное место, какого он только может пожелать себе!
Здесь нечего опасаться, зато можете надеяться, что создадите себе владения, на которые в
будущем уже никогда не будут посягать.
В полное ваше вооружение входят, следовательно, также и гипотезы чистого разума; они, правда, только свинцовое оружие (так как никакой закон опыта не придает ему свойства
стали). Но обладают они такой же силой, как и всякое оружие, которое может использовать
против вас ваш противник. Поэтому если допущение вами (сделанное по каким-то другим, неспекулятивным соображениям) нематериальной и не подверженной телесным
изменениям природы души наталкивается на то затруднение, что опыт как будто заставляет
рассматривать и подъем и упадок наших духовных сил только как различные модификации
наших органов, то силу этого доказательства вы можете ослабить, признавая, что наше тело
есть не более как первичное явление, с которым как со своим условием связана в
теперешнем состоянии (в жизни) вся способность чувственности и вместе с тем все
мышление. Обособление от тела есть конец этого чувственного применения ваших
познавательных способностей и начало интеллектуального их применения. Следовательно, с этой точки зрения тело есть не причина мышления, а только ограничивающее его условие, содействующее, правда, чувственной и животной жизни, но зато препятствующее чистой и
духовной жизни, и зависимость чувственной и животной жизни от телесных свойств вовсе
не доказывает зависимости всей нашей жизни от состояния наших органов. Но вы можете
пойти еще дальше и выискать новые, еще не высказанные или недостаточно далеко
зашедшие сомнения.
Случайность рождения, зависящая у человека, так же как и у неразумных тварей, от
побочных обстоятельств и нередко также от пищи, от настроений и причуд правителей и
часто даже от пороков, дает основание для серьезных возражений против мысли о вечной
продолжительности существа, жизнь которого началась при столь незначительных и столь
целиком зависящих от нашей воли обстоятельствах. Что касается продолжения всего рода
[человеческого] (здесь на земле), то это возражение имеет мало значения, так как случайное
в единичном тем не менее подчинено правилу в общем; но в отношении каждого
индивидуума ожидать столь сильного влияния столь незначительных причин кажется во
всяком случае сомнительным. Однако против этого вы можете предложить
трансцендентальную гипотезу, а именно что вся жизнь, собственно, лишь умопостигаема, что она вовсе не подвержена изменениям во времени и не начинается рождением и не
заканчивается смертью; что земная жизнь есть только явление, т. е. чувственное
представление о чисто духовной жизни, и что весь чувственно воспринимаемый мир есть
лишь образ, который мерещится нашему теперешнему способу познания и, подобно
сновидению, не имеет сам по себе никакой объективной реальности; что, если бы мы
созерцали вещи и самих себя так, как они существуют, мы увидели бы, что находимся в
мире духовных существ, единственно истинное общение с которыми не началось
рождением и не прекратится со смертью нашей плоти (так как рождение и смерть суть лишь
явления), и т. д.
Хотя все то, что мы здесь гипотетически высказали, защищаясь от нападок противника, вовсе не известно нам и не утверждается нами серьезно и хотя это даже не идеи разума, а
только вымышленные для защиты понятия, тем не менее мы поступаем при этом вполне
разумно: своему противнику, который воображает, будто он исчерпал все возможности, между тем как он неверно выдает отсутствие их эмпирических условий за доказательство
полной невозможности того, чему мы верим, мы показываем только, что он в такой же мере
не может охватить одними лишь законами опыта всю область возможных вещей самих по
себе, как мы не можем сделать основательных приобретений для нашего разума вне сферы