нельзя понять, каким образом чистое сознание, которое содержится или по крайней мере
может содержаться во всяком мышлении, хотя оно в этом смысле есть простое
представление, должно привести меня к сознанию и знанию вещи, в которой единственно
и может содержаться мышление. Действительно, если я представляю себе силу какого-то
тела в движении, то оно в этом отношении есть для меня абсолютное единство, и мое
представление о нем оказывается простым; поэтому я могу выразить это представление
также через движение точки, потому что объем тела здесь ни при чем и мыслим без
убавления силы уменьшенным как угодно, следовательно, также и находящимся в одной
точке. Однако отсюда я не стану заключать, что если мне дана только движущая сила тела, то тело должно мыслиться как простая субстанция, так как представление о нем отвлечено
от всякой величины объема и, следовательно, есть простое представление. Тем самым я
обнаруживаю паралогизм, так как простое в абстракции совершенно отлично от простого в
объекте, и Я, которое в первом значении не содержит в себе никакого многообразия, во
втором значении, когда оно означает самое душу, может быть очень сложным понятием, а
именно может содержать под собой и обозначать очень многое. Однако, чтобы заранее
догадываться об этом паралогизме (ведь без такого предварительного предположения у нас
не возникло бы никакого подозрения относительно [правильности] доказательства), крайне
необходимо иметь под рукой постоянный критерий возможности таких синтетических
положений, которые хотят доказать больше, чем может дать опыт; этот критерий
заключается в том, чтобы вести доказательство не прямо к требуемому предикату, а лишь
через посредство принципа возможности, требующего расширять данное нам априорное
понятие до идеи и реализовать ее. Если мы всегда прибегаем к этой предосторожности, если, прежде чем пытаться доказывать, мы предусмотрительно советуемся с собой, как и
на каком основании мы можем надеяться на такое расширение с помощью чистого разума
и откуда мы собираемся заимствовать в подобном случае эти знания, которые не могут быть
развиты из понятий и антиципированы по отношению к возможному опыту,- то мы можем
избавить себя от многих тяжелых и вместе с тем тщетных усилий, так как не станем
требовать от разума ничего такого, что явно превосходит его силы, или, вернее, подчиним
дисциплине воздержанности разум, который неохотно допускает ограничение своей
страсти к спекулятивному расширению.
Итак, первое правило гласит: нельзя пытаться строить трансцендентальные доказательства, заранее не обдумав и, стало быть, не будучи уверенным, откуда вы хотите взять свои
основоположения, на которых собираетесь построить такие доказательства, и на каком
основании вы ожидаете от них успеха для своих выводов. Если это основоположения
рассудка (например, основоположение о причинности), то тщетно было бы пытаться дойти
посредством них до идей чистого разума, так как они годны только для предметов
возможного опыта. Если это должны быть основоположения из чистого разума, то опять-
таки все труды напрасны. В самом деле, хотя разум содержит в себе основоположения, но
как объективные основоположения они все диалектические и значимы только как
регулятивные принципы систематизирующего эмпирического применения разума. Если же
подобные мнимые доказательства уже построены, то противопоставьте [их] обманчивой
убедительности поп liquet вашей зрелой способности суждения; и, хотя вы не в состоянии
обнаружить их заблуждения, все же вы имеете полное право потребовать дедукции
используемых в них основоположений, которая неосуществима, если они должны
возникнуть из одного лишь разума. Таким образом, вам вовсе не требуется заниматься
раскрытием и опровержением всякой неосновательной видимости, и перед судилищем
критического разума, требующего законов, вы можете целиком и сразу отвергнуть всю
диалектику с ее бесконечными уловками.
Вторая особенность трансцендентальных доказательств состоит в том, что для всякого
трансцендентального положения можно найти только одно доказательство. Если я должен
заключать исходя не из понятий, а из созерцания, соответствующего понятию, то все равно, будет ли это чистое созерцание, как в математике, или эмпирическое, как в естествознании, оно как положенное в основу дает мне многообразный материал для синтетических
положений, который я могу сочетать разнообразными способами и, исходя из различных
пунктов, могу прийти разными путями к одному и тому же положению.
Но всякое трансцендентальное положение исходит только из одного понятия и высказывает