– Все данные из анкеты, которую Петрова заполнила будучи абитуриенткой, – продолжала Эдита. – Документ подавался в августе. В сентябре Петрову поселили в общежитии, сделали ради нее исключение, москвичам и жителям ближайшего Подмосковья мест не давали. Но Галине выделили койку. Почему? Весной того года, в апреле, в Брускове случился масштабный взрыв, взлетел на воздух склад с баллонами бытового газа. Он находился в этой деревеньке, и там работало большинство местных мужиков. Населенный пункт разметало под корень, было много жертв, среди них бабушка Галины.
Став студенткой, Петрова написала на имя ректора заявление, попросила место в общежитии, приложила справку о том, что лишилась жилья вследствие взрыва, вот ей и помогли.
Глава 19
Я по-прежнему не понимала, куда клонит Эдита.
– И что?
– В то время существовал закон о внеочередном обеспечении квартирами лиц, пострадавших от несчастных случаев, – терпеливо объяснила девушка. – Брусково сгорело дотла, погибли люди, документы, которые хранились в местной администрации, но бумаги в других местах уцелели. Я выяснила, что оставшиеся в живых в короткий срок перебрались в новый дом в поселке Охотничий. Есть список выживших и перечень новоселов, два эти документа совпадают. Но один человек не въехал в уютную квартиру, не дали ему новое жилье. Вот, убедись.
Эди показала на ноутбук. Я подъехала на своем кресле и увидела на экране текст: «Новикова Антонина Георгиевна, однокомнатная квартира номер семь с ремонтом. Гаврилюк Иван Петрович и Гаврилюк Леонид Иванович пяти лет – двухкомнатная квартира номер пятнадцать».
– Ордера выписали всем, кроме одного человека, – пояснила Эдита, – а теперь скажи, кому не досталось квадратных метров? Изучи списки.
– Галине Сергеевне Петровой, – сразу поняла я.
Эдита хлопнула ладонью по столу.
– И почему ее обошли? Чем девушка хуже других?
Я призадумалась.
– Галя – вчерашняя школьница, наивная, защитить ее некому. Кто-то из местных чиновников решил обмануть девочку и забрал себе выделенные ей метры. Увы, такое случается. Кое у кого ни совести, ни чести нет, ради собственного благополучия готовы у сироты жилье отобрать.
– Может, и так, – неохотно согласилась Эдя, – но мне что-то не нравится.
– А именно? – спросила я. – Уточни.
– Не знаю, – вздохнула Эдита, – царапает как-то.
– Это было так давно, – сказал Валерий.
Я подпрыгнула на стуле.
– Ты здесь?
– Недавно вошел, не хотел вам мешать, – ответил Крапивин. – Галине Сергеевне много лет, почему ей в юности квартиру не предоставили, никому не интересно.
Эдита взглянула на Валерия.
– Да?
– Эдак можно и до египетских пирамид дорыться, – засмеялся тот.
Эдита встала.
– Меня нервируют неразвязанные узлы, некомфортно как-то. Теперь о банковской карточке Гортензии. Этот пластик Моисеенко завела вскоре после побега. Кредитками, которые были выданы ранее, когда беглянка жила с матерью, она не пользуется. У нее сейчас две «Визы», обе обычные. Деньги поступали неравномерно, она их приносила сама в кассу. Суммы разные: двадцать, тридцать тысяч. Самая крупная, сто, была под Новый год. Траты у нее обычные, в основном какие-то магазины, кафе, торговые центры, салоны, постоянной клиенткой Моисеенко нигде не стала, два раза в одно место не заглядывает. То ли ей нравится новизна впечатлений, то ли она боится, что маменька вычислит ее местонахождение. Сейчас у нее на счету триста тысяч. Когда Гортензия придет в банк, чтобы внести очередную сумму, вычислить нельзя. Сажать там нашего человека бессмысленно. В марте она там ни разу не появилась, зато в мае была четырежды, в разное время. Пойду в буфет, ватрушку куплю. Кому-нибудь принести булочку?
– Да, – хором сказали мы с Валерой.
– Быстренько смотаюсь, – пообещала Эдита и убежала.
– Может, устроимся в переговорной? – предложил Крапивин. – Попова уже там.
Мы переместились в другую комнату. Едва Аня увидела меня на пороге, как сразу затараторила:
– Я поговорила с соседями Моисеенко. Большая часть их не знает. В доме много квартир сдается, кое-где поменялись прежние хозяева. Почти все опрошенные отвечали на мой вопрос о Гортензии одинаково: «Моисеенко? Я с ней не знаком». Из старых жильцов там трое: сама Галина Сергеевна, Ираида Федоровна Закревская и Вера Владимировна Маркова. Закревская очень милая, на вид ей лет двести. Она заявила: «Гортензия? О! Чудная женщина, мы дружили. Ей нравится Вольдемар, мой племянник».
– Ага! – подпрыгнул Валерий.
Аня хихикнула.
– Я сначала тоже обрадовалась. А Ираида продолжила: «Но Волик погиб в тысяча восемьсот двенадцатом году, когда Александр Невский Москву сжег. Гортензия не вынесла горя и утопилась в Тибре».
Крапивин поднял брови.
– Тибр?
– Река такая, – пояснила Анечка.
– И где она течет? У меня с географией плохо, – признался Валерий.
– В Италии, – ответила я, – но где бы прекрасный Тибр ни струился, понятно, что дама не в себе.