Вулканы не молчат

— Сейчас он в Московском университете. По-прежнему много бывает в экспедициях. В начале шестидесятых Зеленов работал в районе Индонезии на действующем подводном вулкане Бану Вуху. По его подсчетам, этот вулкан каждый год поставляет морю около девяти тысяч тонн железа, марганца, свинца, олова и чего-то еще — точно сейчас не помню. Но в основном — железа и марганца. У него же ты можешь прочитать о рудных накоплениях в Красном море. Одной только сульфидной руды там предполагают до ста тридцати миллионов тонн. А сульфидная руда — это и медь, и цинк, и ртуть, и свинец, и серебро. Все это богатство приписывают деятельности гидротермальных источников на дне моря.

— Как выглядят залежи? Кучно или вразброс?

— Наверно, по-всякому. В Красном море толща рудного слоя на некоторых участках могла бы поглотить тридцатиэтажный дом. Основная масса залежей сосредоточивается в виде конкреций. Ну, а конкреция, как бы тебе объяснить подоходчивее, это — сгусток кристаллов какого-то одного или нескольких минералов. Кристаллы стягиваются к любому постороннему предмету: рыбьей кости, обломку железа или ракушечника. Размеры конкреций — от нескольких миллиметров до десяти — двенадцати сантиметров.

Еще не вечерело, но по времени сумерки должны были быть на подходе. А нам предстоял полуторачасовой путь в лагерь.

— Вот что я тебе советую, — сказал Геннадий. — Вернемся в Петропавловск, почитай Меро. Это — американский ученый. Океанолог и экономист. Его монография называется «Минеральные богатства океана». Там он пишет о содержании металлов в конкрециях. Меро считает: если хотя бы один процент железомарганцевых конкреций Тихого океана годится для добычи, то многих металлов, которые можно оттуда извлечь, хватит на несколько тысяч лет. Он, правда, имеет в виду современный уровень потребления. Но все равно — на тысячи лет!..

У него есть и такой подсчет: марганец накапливается в океане в три раза быстрее, чем его потребляют, кобальт и медь — в четыре раза. Понимаешь, о чем речь?.. В условиях суши запасы рано или поздно истощаются, а в море — наоборот. Как в сказке: сорвал яблоко — на его месте выросло три.

— Но это опять при потребностях нашего десятилетия?..

— Конечно. Сколько будут съедать через сто лет, экономист Меро не знает. Я — тем более. Не мой профиль.

Последние слова Геннадий хотел заключить улыбкой — в глазах она уже сменила только что стоявшую там сосредоточенность, — но губы, едва дрогнув, изобразили недоумение. Геннадий спешно похлопал себя по спине.

— Что с тобой?

— А ты тоже пощупай.

Штормовка на спине едва не плавилась. Я торопливо поднялся.

— Странно, почему спину не жжет?

— Не можешь без вопросов? Говори жилетке спасибо. Она ведь надутая. А то бы как раз побеседовали.

Шторм

Что-то изменилось за то время, пока мы беседовали у «камина». Дождь, терпеливо ожидавший нашего выхода за пределы потока, мстительно ударил по лицам, разомлевшим от долгого пребывания в тепле. Мы оба остановились и, подставив ему раздутые жилетами спины, какое-то время настраивали себя на эту перемену.

От берега доносились частые, перераставшие в канонаду взрывы. Ударяясь в стены потока, волны расшатывали неустойчивое нагромождение глыб. При первом натиске в воду срывались одиночные камни. Следующие накаты подламывали стены целиком. Оставляя тучи зеленовато-черно-розовой пыли, стены исчезали в волнах, и это вызывало могучий, медленно затухавший гром. Пыль уносило ветром, а свежие, малиново мерцавшие обнажения потока мгновенно закрывало поднимавшимся от воды паром.

Как ни трудно было продвигаться под сильным боковым ветром, к спуску у водопада мы подошли быстрее, чем бывало в нормальную погоду. Это обстоятельство Геннадий пытался потом связать с предчувствием того, что произошло в лагере. Но я не помню, чтобы тогда он был похож на человека, которого тяготили какие-то предчувствия. Временами, особенно на подъемах, он останавливался и, оборачиваясь ко мне, участливо спрашивал:

— Не отстаешь?

Потом, передернув всем телом, улыбался, трудно растягивая зачерствевшие от холодного дождя губы:

— Ну, выбрали мы погодку… Сейчас бы на кухоньку да оладушек бы. А?..

После таких остановок чаще свистела резина его сапог, и я, вынужденный прятать лицо от мокрого ветра, по этому свисту угадывал, что надо идти быстрее.

Забеспокоился он при спуске по обрыву, когда мы увидели, что накаты шторма прорвались и через наш залив. Волны, заметая макушки береговых камней, дотягивались до подошвы обрыва. Между камнями колотились, перескакивая с попа́ на попа́, ободранные бревна.

Первые сто метров по берегу одолели сравнительно просто, пока не дошли до высоких камней, на которые, приходя к водопаду умываться, клали полотенца и мыльницы. В обычные дни воду залива и эти валуны разделяет полоса шириной в семь метров. Сейчас ее не было. Ударяясь в передний валун, накаты, словно разрезанные форштевнем корабля, шумно обтекали гребень по бокам, пока не натыкались на скалистое обнажение обрыва.