Вулканы не молчат

Иногда топорки исчезали на весь день. А бывало, они могли несколько часов подряд сидеть неподвижно на выступе скалы, который был порогом их дома, и наблюдать за нами. Хотелось бы сказать, что наблюдали они с любопытством, но вид у них был какой-то уж чересчур угрюмый, вроде бы как обиженный. Вислые, с горбинкой, как у попугаев, клювы, занимавшие большую часть головы казалось, только подчеркивали всегдашнюю унылость наших соседей.

Топорков мы любили. Случалось, передавали друг другу хронику их будней. Дошло до того, что Николай, вернувшись однажды с мыса Бакланьего, где он фотографировал тамошних обитателей, и посмотрев на скалу, обеспокоенно спросил:

— А топорки дома?..

Саша принял вопрос без улыбки, словно бы следить за топорками входило в его обязанность.

— Один прилетел. Пора и другому быть.

Они таки выследили момент, когда второй топорок бесшумно, точно боясь нагоняя за позднее возвращение, опустился на порожек своего дома. Увидев его, Николай сказал:

— А-а, вот он, голубчик.

И успокоился. Вроде бы, слава богу, наконец-то все наши в сборе.

Собираясь навестить сивучей — их еще называют морскими львами, — я вспомнил, как они реагировали на появление самолета, с которого мы осматривали прорыв. Тогда же, вернувшись в Петропавловск, я рассказал о своих наблюдениях заместителю директора Камчатского отделения ТИНРО[9] кандидату биологических наук Ивану Ивановичу Лагунову. Старейший исследователь фауны Охотского и Берингова морей слушал, как мне казалось, с нарастающим любопытством.

— Так, так…

Когда я закончил, он простодушно спросил:

— Вас что интересует? Почему они самолета испугались?

Это я понимал: самолет они могли видеть впервые.

— Совершенно верно, — подтвердил Иван Иванович. — Тогда что же?..

— Почему сивучи спокойно относились к вулканическим взрывам?

— Вероятно, это так можно объяснить. Они живут возле Алаида сотни, даже тысячи лет. Вулкан извергался много раз. Надо полагать, бывали взрывы и пострашней теперешнего. У животных выработался, так сказать, противовулканический иммунитет. Грохот вулкана был частью окружающей их обстановки. Да и взрывы этого извержения сивучи слышат не первый день и успели привыкнуть.

Лежбище располагалось напротив лагеря. По воде до него было метров двести. Мне давно хотелось подобраться к ним поближе, но искать сухопутные подходы было некогда, а на лодке не поплывешь. Водное пространство от каменных лежанок до нашего берега просматривалось и вдоль и вширь. Завидев лодку, сивуч, конечно, не станет дожидаться твоих верительных грамот — удерет или, еще хуже, поднимет на тебя клыкастое ополчение.

Но я не могу сказать, что между лагерем и лежбищем отсутствовало какое бы то ни было общение.

Сивучи просыпались часа на полтора раньше нас, и свое пробуждение отмечали неистовой какофонией, в которой слышались предельно несовместимые звуки: предстартовый рев воздушного лайнера, мычание, хрюканье, повизгивание, бормотание и что-то похожее на всхлипывание.

Разбуженные в минуту лучших сновидений, мы принимались чертыхаться, и следом происходило невероятное: какофония обрывалась. Вместо нее мы слышали голоса отдельных зверей, присмиревших и как бы извиняющихся. Это совладение мы, шутя, объясняли телепатическими способностями наших соседей. На самом деле все было проще простого: пока мы досказывали наши проклятья, сивучи разбредались на поиски еды. За исключением двух-трех засонь, которые водятся и среди зверей.

Я размышлял над тем, как подойти к лежбищу. В маршрут меня не взяли — я «бюллетенил». Распухла ступня, хоть я и не помнил, чтобы где-то ее подвернул. Нина советовала лежать, а если не лежится, сидеть на кухне, но я подумал, что другого случая побывать на лежбище у меня может не оказаться. Николай стянул ногу эластичным бинтом, подобрал для нее сапог самого большого размера, и я, опираясь на палку, пошел осматривать береговые подступы к обиталищу морских львов.

Метрах в тридцати от центра лагеря пологая прибойная полоса сходила на нет. Дальше, вплотную к воде, стоял скалистый обрыв, тянувшийся до самого лежбища. Под обрывом скользко блестели обросшие водорослями камни. По ним я и хотел отправиться в путь, но прибежал Николай и сказал, что моя затея — чистая глупость.

— Допустим, туда проберешься. По отливу. А назад?..

Об этом я не подумал. Когда начнется прилив, камни затопит, и мне, отрезанному от лагеря, впору будет просить ночлега у хозяина лежбища. Да и стоило поразмыслить, как отнесутся сивучи к моему появлению. Съесть, может, не съедят, но за остальное поручиться было нельзя.

Саша посоветовал воспользоваться его тропинкой.

Кое-как выбравшись на плато, я пошел к оконечности мыса Кудрявцева. На моем пути сплошняком стояло высокое разнотравье. Такое высокое, что его приходилось раздвигать руками.