Вулканы не молчат

Покуда секач крутил неповоротливой от ожирения шеей, пытаясь выяснить, кто посмел его клюнуть, покуда раскрывал пасть и выдавливал для острастки рев, который получился у него похожим на блеянье барана, оба сивучонка ушлепали наверх по той самой крутизне, которая мгновение назад не могла дать им опоры.

А следом пришлось убираться и секачу с бараньей глоткой. Вода возле камня вдруг поднялась и шумно, как бы уходя в провал, опустилась, а над нею возникло рыжее туловище секача-гиганта. Ископаемая громадность зверя — он должен был весить не меньше тонны — могла бы вселить ужас, если бы его туша не была отлита в идеально гармоничную форму. Весь влажный, он нес на себе отблески солнца.

Ухватившись передними ластами за камень, готовясь к восхождению, сивуч напряг свинцовую шею и заревел. Короткий, троекратно повторенный рев способен был перекрыть хор пароходных гудков. И тут я подумал, что это именно тот секач, который с реактивным шумом перевел дух за кормой нашей лодки.

Стадо задвигалось. На месте остались только самки, хотя и они, очнувшись от дремоты и нервно перебирая ластами, смотрели в ту сторону, откуда исходил рев. Секачи и детеныши в полном согласии разместились по краям камня, освободив середину и весь путь, по которому самодержец, как видно, имел обыкновение взбираться на трон.

И тогда под его кожей с толстым слоем жира волнами заходили мускулы. Поднимался он трудно: с усилием подтягивал задние ласты, нащупывая надежный упор, а потам, заваливаясь тушей то на одну, то на другую сторону, работал ластами-руками.

Наконец он достиг верха. Тяжело разворачиваясь и не переставая реветь, посмотрел на три стороны, после чего улегся на бок, разбросил ласты и замер.

Ну и ну! Так-то величественно явиться из темных вод, подавить все окружающее почти слоновьей мощью, напустить столько реву… И для чего?

А всего лишь для того, чтобы тут же и развалиться — совсем по-щенячьи: ласты — врозь, брюхо — к солнышку.

До жерла — сто метров

Собравшись на кухне, ждали распоряжений начальника. Шел дождь — холодный, метельно закрученный полузимним ветром, который, начиная с середины августа, часто набегал от северных берегов Камчатки. По заливу, точно поземку, носило придымленные брызгами тени: где тень, там гуще и резче вбивались в поверхность залива струи дождя.

Пойдем или не пойдем? Если пойдем, то куда?

Прежде вопроса «куда?» не возникало. Маршрут был один — к прорыву. С недавних пор появился запасной объект. Геннадий держал его на случай ненастья. Чтобы не делать под дождем длинного перехода, но и не сидеть без дела, мы работали на берегу между лагерем и мысом Бакланьим, где в обрыве было вскрыто древнее жерло. Взбираясь на его стенку, Геннадий и Костя выламывали из него куски лавы, а я собирал их в брезентовые мешочки, на которых были помечены пятизначные номера геологических образцов.

Геннадий с распоряжениями не спешил, и Алексей, обращаясь к нему, сказал:

— С твоего разрешения я покамеральничаю.

Геннадий будто нарочно ждал, чтобы кто-то другой за него решил, как спланировать день.

— Мы тоже останемся. — сказал он без колебания. — Чего мокнуть?

Нина, разморенная жаром костра, счастливо улыбнулась.

— Вот умницы!.. Хоть раз вместе побудем. Кофе заварим.

Геннадий скрылся в палатке связи, а мы принялись помогать Нине. Огонь по случаю дождя развели щедрый. В нем, положенные крест-накрест, горели два коротыша — так называли выброшенные прибоем полутораметровые бревна. Одно время мы распиливали их на чурки и кололи. Работа для мужчин была не трудной, но требовала специального времени. Как-то в наше отсутствие, исполняя обязанности кухонного мужика, Николай принес бревна прямо к костру. Нина упрекнула:

— Кто их будет пилить?.. Не мог ящиков насобирать.

Николай молча разжег щепки, сунул в огонь оставшиеся от старых запасов поленья и, когда они разгорелись, сверху положил бревна. С того дня заготовка дров упростилась, а Нина получила в свое распоряжение «вечный огонь». Бревна тлели всю ночь. Утром Нина сдувала с них пышный нарост пепла, бросала скомканную обертку от печенья — и огонь входил в рабочую силу.

Всем хорош был новый костер — и жар от него растекался по всей кухне, и еда закипала быстрей, чем на газовой плите, но пламя вскидывалось слишком высоко, и однажды у всех на глазах сгорел повешенный на просушку резиновый сапог. От него остался только раструб голенища.

Слышимость на связи была скверной, и Геннадий то переходил на крик, то, сбавляя тон, говорил по слогам:

— А когда, когда?.. Я спра-ши-ваю: когда?..

Вернувшись под кухонный тент, он возбужденно заявил:

— План придется переиграть.

— Конкретней, начальник.

— Пойдем на поток.

— В дождик?..

— Ну да, Костя, именно в дождик. Другого времени не будет. Завтра приходит транспорт.

На главном потоке бывали часто. Оттуда взяли больше всего образцов. Ими были охарактеризованы все части, все порции потока. Не было лишь образцов из окрестностей жерла. Иногда, присматриваясь к той части потока, которая сразу же за пределами жерла круто падала в нижнюю воронку, Геннадий загадочно говорил: