Вундеркинды

— Эй, ковбой, что случилось? — Взгляд Сары беспокойно скользил по моему лицу, она нервно облизнула губы, и я понял, что, несмотря на ее насмешливый тон, Сара была по-настоящему напугана. — Надеюсь, это не один из тех головокружительно-колдовских обмороков?

— Да, что-то вроде этого. Не знаю. Твоя собака умерла. Думаю, со мной все будет в порядке.

— Грэди, может быть, вызвать «скорую»?

— Не стоит. — Я слабо улыбнулся. — Лекция закончилась?

— Нет еще. Я видела, как ты выходил из зала, и решила… я подумала… — Она потерла руки, как человек, который выскочил на мороз без перчаток. — Грэди…

Прежде чем она успела произнести то, что собиралась и никак не решалась сказать, я сел и поцеловал ее. Приоткрытые губы Сары лоснились от толстого слоя помады. Наши зубы слегка соприкоснулись. Ее рука легла мне на затылок, пальцы Сары были холодными, как осенний дождь. Взглянув в ее бледное, покрытое веснушками лицо, я заметил промелькнувшее на нем выражение печального разочарования, какое часто можно увидеть на лицах рыжеволосых женщин, когда они чем-то обеспокоены. Мы снова поцеловались, ледяные пальцы Сары пробежали по моей шее, я поежился, словно мне за шиворот скатились капли дождя, и, вытянув руки, попытался прижать Сару к себе.

— Грэди… — Сара отстранилась и сделала глубокий вдох. Я видел, как она встряхнулась, будто вспомнила вдруг о чем-то важном, об обещании, которое дала себе, поклявшись, что больше не позволит моим поцелуям вскружить ей голову и увести от необходимости принять решение. — Я понимаю, сегодня не самое подходящее время для того, чтобы обсуждать те проблемы, которые мы должны обсудить, но… словом, я хотела…

— Нет, послушай, это я хотел поговорить с тобой.

— Может быть, ты сначала встанешь? — Сара перешла на жесткий ректорский тон, моментально среагировав на неуверенность, прозвучавшую в моем голосе. — Я уже слишком стара, чтобы кататься по полу и душить любовника в страстных объятиях. — Она поднялась на ноги, слегка пошатнулась на своих каблуках, однако устояла и, резко одернув подол платья, протянула мне руку. Я ухватился за ее пальцы. Сара рывком подняла меня с пола. Прикосновение ее холодного обручального кольца к моей ладони было похоже на слабый разряд электрического тока.

Сара отпустила мою руку и, оглянувшись через плечо, покосилась на коридор, ведущий к мужскому туалету. Коридор был пуст. Она снова посмотрела на меня, стараясь придать лицу строго-непроницаемое выражение, как будто я был фининспектором, явившимся сообщить, что колледж находится на грани банкротства.

— Итак, о чем ты хотел поговорить? Нет, погоди. — Она выхватила пачку сигарет «Мерит» из сумочки, предназначенной исключительно для официальных мероприятий. Эта симпатичная вещица, расшитая серебристым бисером, от которого слепило глаза, лет пятьдесят назад была подарена мистером Тодеско маме Сары и совершенно не соответствовала характеру обеих женщин. В сумочку с трудом помещались пачка сигарет и помада. Повседневная дамская сумка Сары Гаскелл скорее напоминала кожаный ящик для инструментов с двумя большими латунными замками, какие обычно вешают на дверях сарая, и была до отказа забита папками с документами, анкетами и учебниками, в наружном кармане позвякивала связка ключей, нанизанных на толстое металлическое кольцо, и тяжелых, как булава крестоносца. — Я знаю, что ты собираешься сказать, — заявила Сара.

— Нет, не знаешь. — Прежде чем Сара успела зажечь сигарету, мне показалось, что я уловил витающий в воздухе сладковатый аромат горелых листьев. Ага, подумал я, наверное, те ребята, из вестибюля… Запах был ужасно приятным. — Послушай, я…

— Ты любишь Эмили. — Сара чиркнула спичкой и уставилась на огонек. — Да, конечно, я знаю. И ты должен остаться с ней. Вполне разумный выбор.

— Боюсь, в данной ситуации речь не идет о выборе. Эмили бросила меня.

— Она вернется. — Сара смотрела на догорающую спичку. — Ой! — Огонек лизнул ей пальцы. — Поэтому я и собираюсь… то есть не собираюсь оставлять ребенка.

— Не собираешься? — Я видел, как в глазах Сары появляется холодное выражение — это был взгляд проницательного руководителя, ждущего, когда на лице подчиненного промелькнет облегчение, которое я, вероятно, должен был испытывать.

— Я не могу. У меня ведь нет другого выхода. — Она быстро провела рукой по волосам, блеск обручального кольца на безымянном пальце Сары был таким ослепительно-ярким, что казалось, будто ее рыжие волосы на мгновение полыхнули жарким пламенем. — Разве ты видишь какой-то иной выход?

— Я вообще не вижу никакого выхода. — Я потянулся, чтобы взять Сару за руку и, демонстрируя всю глубину моего сострадания, крепко сжать ее в теплых ладонях. — Я прекрасно понимаю, как тебе нелегко… э-э… решиться на такой шаг.

— Нет, не понимаешь! — Она отдернула руку. — Ни черта ты не понимаешь. И пошел ты знаешь куда! Ненавижу тебя за эти слова, и за то… за то, что ты…

— За что? — спросил я, когда Сара осеклась. — За что, моя милая девочка, ты меня ненавидишь?