Вурдалакам нет места в раю

Северная царица рассмеялась так звонко, будто запели сосульки, по которым ударили молоточком. У Горихвоста от этого смеха мороз пробежал по спине. Все присутствующие будто заледенели – никто не решался пошевелиться и вымолвить слово, и даже упырь замер, перестал хлопать крыльями, топать копытом и дергать хвостом. Тишину нарушало лишь тявканье зимних псов, что принялись грызться, укладываясь на поляне.

– Я принимаю жертву, – вымолвила царица и подошла к Горихвосту.

Тот непроизвольно зажмурил глаза, но тут же напомнил себе, что нужно быть сильным и смотреть страху в лицо.

Лицо Мары казалось красивым, но это была красота льда. Светло-голубые, почти белые глаза заглядывали в самую душу и пронзали ее тысячей морозных иголок. Серебряный венец с крупными жемчужинами удерживал на голове шапку, из-под которой выглядывали тяжелые темно-русые косы.

– Хорош красавчик! – рассмеялась царица, осмотрев Горихвоста. – Его статуя украсит мой Ледяной дворец.

– Не собираюсь я ничего украшать, – выдавил из себя Горихвост. – Если хочешь знать, то меня жаловал сам Лиходей. Скажу заклинание – и целый полк жутких бесов вырвется из пекла, чтобы прийти мне на помощь.

– Какой он дерзкий! Какой горячий! – опять рассмеялась Мара, и звон ее голоса был таким ледяным, что Горихвост поперхнулся своими собственными словами. – За северным краем земель все горячее остывает. И даже огни пекла замерзнут. Это знает и твой Лиходей. Пусть приходит – я отплачу ему за те милости, что он мне оказывал в прежние времена.

Внезапно улегшиеся песцы забеспокоились. Вожак поднял голову и тревожно принюхался к ветру. Его уши встали торчком, черные ноздри раздулись, коричневые глазки забегали по сторонам.

– Ты чего там унюхал? – хотел было спросить Горихвост, да у распухшего языка не нашлось сил шевельнуться.

И тут же до его слуха долетел отдаленный собачий лай. Где-то за лесом гончие шли по следу, и победоносный гул рога перекрывал шум несущейся своры. Горихвоста передернуло по привычке – какой вурдалак без отвращенья подумает об охотничьей своре? И тут же на ум пришло, что хуже уже не будет – пусть лучше охотники с их легавыми, чем своя собственная братва, потерявшая рассудок.

– Что за переполох? – ледяным тоном осведомилась Мара.

– Не изволь беспокоиться, государыня, – залебезил перед ней Дый. – Так, людишки шалят. Дело обычное. Мы их попугаем немного, они и отстанут.

– Как бы не так! – расплываясь в улыбке, взревел Горихвост, и на этот раз его голос гремел, как труба. – Сейчас эта ватага накатит и всем вам хвосты прищемит! Селяне давно грозились распугать нечисть в лесу. Удачнее времени и не выбрать!

– Ты такая же нечисть, как мы, – рассерженно бросил ему Лесной Царь. – Тебя люди больше всех ненавидят.

– Правда? – загоготал Горихвост. – А вы сами-то этого не забыли? Где это видано: выдавать брата на вечное забытье? Кем нам приходится эта Мара – теткой али кумой? Она в нашем мире чужая, и раз вы решили выдать меня головой – то вы все предатели, вот вы кто!

– Придержи язык! – недовольно окрикнул Дый.

– А чего ты мне сделаешь? – расхохотался вурдалак. – Придумаешь что-то похуже?

– Когда эти люди доберутся до нас? – осведомилась Мара.

– Не раньше чем через четверть часа, – поспешил с ответом Дый. – Но мы им устроим ловушку, так что ты и их за раз сможешь прибрать.

– В Ледяном дворце слишком много замерзших душ, лишние там не нужны, – возразила Царица. – С человечьим отродьем пусть тешится Лиходей в своем пекле, а мне нужно что-то особенное.

– Этот вурдалак необычный! – услужливо вставил Дый. – Он от корня великих волхвов, что правили колдовским городом Дедославлем. Последний в своем роду, других таких не осталось.

– Я им довольна, – оглядев Горихвоста, вымолвила Царица.

– Но у нас всего четверть часа…

– Больше мне и не нужно.

Мара приблизилась к Горихвосту и заглянула ему в глаза. Горихвост отвел взгляд, но переносицу все равно так кололо, будто на лоб упал еж. «Только бы охотники успели пораньше, – молил он беззвучно. – Только б их гончие ворвались на поляну и распугали бы палачей!»

В руках Царицы появилась толстая черная нить. Горихвост впал в тоску, настолько беспросветную, что будь в небе десять солнц – ни одно не согрело бы его душу. Длинные белые пальцы принялись перебирать узелки, завязанные на нити. Мара притронулась к одному из узлов и легонько погладила его подушечкой пальца. Горихвосту вдруг ясно припомнилось детство: вот он в доме своего деда, с ним в горнице мать Брусница и отец Тихомир. Мать достает из печи железный противень с пирогами и ставит на стол. Отец смеется и хвалит хозяйку за доброе угощенье. Пахнет вкусной печеной коркой, тестом, рыбой и мясом. Мычат на дворе коровы и квохчут куры, в хлеву возятся свиньи, а на коленки прыгает пушистая кошка, и от его ласкового мурлыканья становится так тепло, что тает сердце.