Вурдалакам нет места в раю

– И ты должен погибнуть, только б в руки злодейские не отдать! – заявил строго Лутоха.

– Ну всё: записали в герои – теперь не отмажешься, – безнадежно сказал Горихвост.

– Теперь ты отвечаешь и за село, и за лес, – не унимался Лутоха. – Весь порядок теперь на тебе, иначе покоя в нашем мире не будет. Герой ты или нет – а свой долг выполняй. Не исполнишь – не исполнит никто.

Солнце спряталось за макушками сосен, дневной свет начал гаснуть. Из села доносилось мычание скотины, которую гнали с пастбища. В ушах вязли крики заносчивых баб: кажется, это Духаня с Русаной затеяли спор, кто теперь тута главный, пока мужики на войне.

– По глазам вижу – ты и сам всё уже понял, – заключил Лутоха, поднялся и пошел к своей мельнице.

– Заходи, если что! – крикнул вдогонку ему Горихвост.

– Будь уверен – зайду. От меня не отвертишься, – добродушно пообещал Лутоха.

В такой вечер сидеть в пустой избе не хотелось. Горихвост перешел через овраг по скрипучему мостику и двинулся вдоль конопляника, на котором остались лишь куцые островки неубранного урожая. Дикий лес даже после пожара стоял мрачной стеной, пугающей таинственной силой.

Горихвосту вдруг захотелось войти в эту чащу, пуститься бегом по едва заметным тропинкам, которые разглядит лишь тот, кто сам их проложил. Но он сделал усилие и остановил себя. «Наверное, мне дальше нельзя, – пришла горькая мысль. – Я теперь житель деревни, а у нас договор: в Дикий лес – ни ногой. Хочешь жить по-людски – подчиняйся законам».

Он дошел до Шерны и присел у холма, под которым покоились останки его деда. Колесница Дажьбога уже докатилась до Западного дворца, что за краем Вечернего моря, и последние солнечные лучи красили темное небо в золотисто-розовый цвет. Над головой пронеслась лебединая стая, улетая в далекие края. Из воды то и дело выпрыгивали мелкие рыбешки, словно решившие разузнать, что творится в неведомом им, воздушном мире.

Опускалась ночь. Волчья пора, самое время для охоты. Горихвост поежился от холодка и закутался в теплый коч.

Мне б сейчас на луга – побродить, как когда-то, порыскать в ночи, распугивая селян и наводя страх на скотину. Вот веселье! Да теперь не порыщешь. Ты теперь человек, разве нет? А что это такое – быть человеком? Они все это знают. Мой дед знал. Слишком рано погибший отец. Князь с княгиней и дочь их, моя Ярогнева. Старый воин Нежата с женой. Воропай это знает. И Валуй, и Шумило, и Жихарь с Пятуней, и даже Коняй-самохвал с дурой-Млавой – им-то что? Они с детства привыкли. Да полно, знают ли они сами? Ведь они даже об этом не думают. А я думаю. Почему? Может, просто отвык? Как теперь тяжело возвращаться в обычную жизнь!

Примут ли меня эти люди? Кто я им – чудище, вышедшее из леса, или друг, ставший верной опорой? Да откуда им знать, пока я сам этого не решил?

Что же делать? Как разгадать, что ждет меня впереди? И как жить?

Тьма сгустилась. Ночные шорохи бередили затаенные страхи. Лес шумел и скрипел, и плескалась река.

В такой час деревенские бабы испугаются сунуться в поле. А я по-прежнему ничего не боюсь. Я как будто опять на охоте. Я хищник, которого слишком старательно приучают к жилью. Не проснется ли во мне прежняя, дикая страсть?

Что теперь толковать? Раз судили мне боги вернуться домой – то изволь, возвращайся. Богам не перечат. Но я чую: не будет покоя, пока сам не узнаю, кто я все-таки – человек или зверь?

Конец

В оформлении обложки использованы фотографии с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.