Введение в феноменологию Эдмунда Гуссерля

И снова встает вопрос: <сама> ли редукция дает мне такую возможность, возможность открыть не только полагаемое, то есть предметную ноэму, но и оттенки, точнее говоря, даже оттенки различных слоев, так что тем самым мне более или менее удается заглянуть внутрь процесса объективации, если этот оборот Вам понятен? И здесь я должен сказать: нет, совсем нет, это благодаря самой редукции не открывается. Я должен, как утверждал и сам Гуссерль, «рефлексировать» особым образом, а именно, не на мои акты, но на феноменальный фон, задний план, из которого вырастает полагаемое как таковое. Это опять-таки совершенно особая операция, и в то же время это другой способ применять «редукцию», согласно в некотором смысле совершенно другому принципу. [Когда анализируешь это, то можно сказать, что необходимо провести целый ряд редукций, чтобы суметь проникнуть в сложный материал пережитого в текучем изначальном сознании]. Теперь имманентное и трансцендентное разделяются уже не по тому же принципу, что раньше. Трансцендентное, первое трансцендентное, реальный мир, здесь уже не присутствует, он уже заключен в скобки; остался только мир смыслов, в частности, смыслов вещей. Когда я занимаюсь какой-то особой вещью, воспринимаемой мною, и спрашиваю себя, как же я, собственно, воспринимаю это полагаемое, или, лучше сказать, как я имею это полагаемое, что присутствует в этом полагаемом, — вот тогда я и прихожу к тем самым вещам, о которых я уже говорил раньше¹⁴⁶, при анализе восприятия: полагаемое показывает себя частью в исполненных и частью в не-исполненных качествах. Существуют, как выражается Гуссерль, созерцательные интенции. То, что я вижу сейчас перед собой, отсылает меня к заднему плану, к внутреннему и т.д., иногда отсылает меня и к психическому, чужому психическому. То, что увидено мною в исполненных качествах, как бы оправдано, словно обосновано этим исполнением качеств, напирающих на меня здесь. Напротив, все то, что еще относится здесь к полагаемому, внутреннее, обратная сторона, чужое психическое — все это полагается уже в пустом, хотя и феноменальном полагании. И опыт учит: когда я вижу вещь с другой стороны, когда соответствующий господин поворачивается ко мне, тогда полагаемая задняя сторона часто показывает себя совсем другой, чем она <предполагалась> ранее. Следовательно, то, полагаемое, что показывает нам себя на передней стороне, имеет иной значимостный вес, чем то, что всего лишь придано (mitgegeben), что служит лишь объектом пустого предположения (leer mitvermeint). Значимость первого перевешивает значимость второго. И то, что постулирует второе, уже не достоверно, оно может быть и иным, оно требует какой-то верификации в дальнейшем развертывании опыта. Посему — осторожность! Не будем верить всему, что мы как будто бы видим! И теперь мы снова проводим редукцию, однако на этот раз имея в виду уже не то, что оно prima facie трансцендентно, но что оно «трансцендентно» в теоретико-познавательном смысле, то есть что оно лишь положено, а не увидено, не дано в модусе исполненности. Итак, все неисполненные качества, которые я приписываю воспринятой вещи, я теперь «заключаю в скобки», «выключаю». И тогда ото всей полагаемой вещи, точнее говоря, от смысла полной вещи, мне остается лишь одна часть, а прочее теперь есть только некая интенция, которую еще только предстоит верифицировать. И вот я проделываю редукцию во второй раз, не по отношению к генеральному тезису, но по отношению к значимости того, что в восприятии всего лишь предполагается. Проводя эту вторую редукцию, я еще более отстраняюсь и актуально осознаю аспекты, оттенки, которые до этого момента просто переживались, — например, «перспективные сокращения», «ракурсы». На передней стороне имеются, и не-исполненные качества, хотя они исполнены все же лучше, чем те, которые интерпретируются как принадлежащие стороне задней. Когда я вижу красный шар, то обратная сторона и внутреннее этого шара только предполагаются, они — объекты почти пустого полагания, покоящегося на основе того, что я вижу здесь в исполненных качествах. Но когда я провожу редукцию к передней стороне, к аспекту передней стороны, тогда я замечаю и еще кое-что примечательное, то, что открыли живописцы: шар я вижу красным, совершенно однородным по цвету, а кроме того, гладким, отражающим свет и т.д. И вот я спрашиваю себя: хорошо, но действительно ли я вижу, что он такой однотонно красный? Когда я присматриваюсь пристальнее, я замечаю: здесь светлее, там темнее, там виден отблеск, тут какой-то свет и т.д. Единый цвет вещи как таковой тоже не исполнен совершенно, он тоже всего лишь созерцательно полагается. И поэтому возникает вопрос, действительно ли правильно я это полагаю, обосновано ли это полагание однородного цвета исполненными качествами, то есть различными оттенками цвета. В обычном, не редуцированном восприятии это, естественно, считается верным. Я говорю кому-нибудь: подай мне вон тот красный шар! И мне дают «красный» шар. Я не говорю: этот «многоцветный» шар; этого, может быть, и не поняли бы, мне, наверное, принесли бы тогда совсем другой шар, и в самом деле многоцветный. Такой же, как, например, галстуки с многоцветными пятнами, которые теперь покупают.