Введение в философию

То, что мы не имеем непосредственного сознания об этом включении нашей душевной жизни в большую связь, отнюдь не служит доказательством против существования этого включения; целое обозревает часть, часть же не обозревает целого. Если бы мозговая клетка обладала единой внутренней жизнью с сознанием, она тоже не ощущала бы непосредственно душевной жизни человека и своего отношения к нему. Так мы не можем заметить нашего отношения к жизненными сферам высшего порядка путем интуитивного знания. Однако в абстрактном познании мы в состоянии видеть, что наша душевная жизнь не абсолютно самостоятельна, а объемлется большими связями. Ее ближайшую окружающую среду, историческую жизнь народа, мы еще в состоянии постичь в некоторой степени. Мы постигаем также связь телесной жизни с окружающей природой, носящей и питающей ее. Но мы не в состоянии обернуть эту природу в дух и представить себе нашу душевную жизнь заключенной в психическую связь, или, употребляя выражение Канта, включить себя как ноуменов во внутреннюю связь ноуменов, включить себя членом в mundus intelligibilis. Здесь знание останавливается на схематическом построении.

Что же касается соображения, что при таком понимании в связь Божественной жизни было бы включено и ложное, извращенное и злое, то здесь я замечу лишь, что с этой трудностью не совладал еще до сих пор ни один опыт построения действительности. Я еще возвращюсь к этому, но указываю пока на то, что схему для построения мы и тут могли бы заимствовать из нашей собственной внутренней жизни: бывает ведь, что нас долго преследует какое-нибудь заблуждение, какое-нибудь ложное стремление, пока душевной жизни не удастся, наконец, овладеть им, изгнать его, причем не обходится без того, чтобы мы не выигрывали этим в опытности и силе. Чем был бы мыслитель, не прошедший через заблуждения своего времени? Бывает даже, что внутри нас происходит продолжительная борьба противоположных стремлений и побуждений, противоречащих друг другу мыслей и чувств, причем мы не в состоянии разрешить дисгармонию; ведь противоположность между духом и плотью является одним из самых всеобщих и глубочайших опытов человеческого рода. Так мы можем думать, что и в жизни Божества есть внутренние противоположности, только здесь все противоположности и все дисгармонии действительности разрешаются в конце концов в одну великую гармонию, не достигавшую, конечно, до слуха ни одного смертного человека.

Наконец, заметим еще и то, что в сохранении памятью прошлого мы имели бы схему для пребывающей принадлежности единичной души к совокупно-общему духу.

Бессмертие в смысле вечности является ведь, без сомнения, необходимым представлением; никоим образом не мыслимо, чтобы какая-нибудь душевная жизнь могла абсолютно уничтожиться. Какое-нибудь явление не может ведь делаться недействительным оттого, что переходит в прошедшее. Будь это так, будь прошедшее просто и в каком угодно смысле недействительно, так же недействительно, как то, чего никогда не было, тогда очевидно не существовало бы вообще никакой действительности: она не может существовать в настоящем, так как это последнее есть непротяженный пункт времени. Как существует моя душевная жизнь, принадлежащая к прошедшему? Мы говорим, она существует в воспоминании и благодаря этому она как бы продолжает принимать постоянное участие в дальнейшем развитии; благодаря этому она сохраняет также отношение к настоящему. И вот, если бы имело место подобное же отношение между единичной жизнью и общим духом, то мы имели бы в последнем постоянное существование и действование единичной жизни также и после завершения ее смертью. Она пребывала бы неутрачиваемым элементом божеской жизни и сознания. И ничто не мешало бы думать, что она сохраняла бы внутри целого относительную самостоятельность и единство сознания. Такие мысли подробно развивал Фехнер во втором томе Зенд-Авесты и в «Büchlein vom Leben nach dem Tode» (3 изд. 1887); я могу здесь только указать на это.

9. Отношение пантеистического понятия о Божестве и религии

В предыдущем отделе была сделана попытка определить отношение пантеистического представления о мире к естественно-научному пониманию. Я присоединяю теперь к этому рассуждение об его отношении к религии. Совместим ли пантеизм с религией, т. е. с внутренним настроением религиозности, а не с той или иной догматикой или церковным учением?