Введение в философию

Насколько мне известно, ни одна психология не обходится без утвердительного ответа на этот вопрос; сознательные элементы образуют собою лишь небольшую часть душевной жизни. Явления в сознании можно сравнить с волнами, покрывающими зыбью поверхность пруда. Из совокупной массы воды только небольшая доля участвует в каждый данный момент в этой игре волн, однако она есть предполагаемое условие для последней и действует определяющим образом на величину и скорость движения. Точно так же явления в сознании покоятся на почве бессознательной, или, если угодно, подсознательной душевной жизни, которая носит их, из которой они возникают, которой определяется их движение. Обыкновенный язык не смущаясь предполагает это всюду, он постоянно считается с этим бессознательным составом. О ком-нибудь говорится: он обладает основательным знанием древних языков, понимая под этим конечно не то, что он постоянно имеет в сознании весь запас слов и грамматику, – это невозможная вещь, – но то, что он обладает бессознательным и, тем не менее, всегда действительным достоянием, которое в случае надобности можно вызвать также и в сознание, – точно также как он обладает мускулами и нервами, хотя бы в данную минуту он и не употреблял их. Таким же образом говорится о надеждах и опасениях, о склонностях и нерасположениях, как о постоянном, хотя и не постоянно находящемся в сознании, составе душевной жизни, который в каждое мгновение проявляет свое существование в природе и направлении сознательных чувств и стремлений.

В каком виде следует представлять себе этот состав бессознательной душевной жизни? Как существует знание, хотение, когда они не находятся в сознании?

Физиологи стараются уяснить нам эту вещь, говоря таким образом: бессознательные представления существуют не как представления; бессознательное представление было бы таким представлением, которое не представляется, – деревянным железом; но они существуют как расположения ганглиозных клеток мозговой коры. Если возбуждение, исходящее из какого-нибудь органа чувств, проникает в мозг, то оно сопровождается сознательным явлением, например, каким-нибудь восприятием. Раз возбуждение прошло, сознательное явление, как таковое, исчезает совершенно; но тут остается некоторый след физиологического процесса, продолжающееся изменение возбужденных клеток. Это и есть собственно бессознательное представление. Если теперь эта расположенная таким образом область нервной субстанции снова возбуждается каким-нибудь внешним или внутренним раздражением, то делается сознательным также и то представление. Вот каким образом думают физиологи обойти противное им понятие бессознательного представления и все-таки иметь то, что является необходимым предположением конструкции явления сознания[36].

Против физиологической конструкции, как таковой, нельзя возразить ничего; можно принять за достоверное, что вследствие возбуждений происходит продолжающееся изменение нервных образований. С другой стороны, дело на этом однако же не заканчивается, по крайней мере, при положенной нами в основание параллелистической теории отношения психического к физическому; мы будем принуждены приписать бессознательным элементам душевной жизни также и психическое существование. Как мы не могли признать, что процесс возбуждения в нервной системе есть само явление сознания, так теперь мы не согласимся с тем, что определенное расположение какой-нибудь ганглиозной клетки есть будто бы бессознательное представление, или может заступать его место. Если мы не хотим отказываться от нашего общего воззрения, то мы должны сказать: нервные расположения имеют физические действия, а не психические; они могут определять ход возобновленных нервных возбуждений, но не природу и ход представлений. Психические действия предполагают психические же причины; если нет этих причин в сознании, то мы должны конструировать их как психическое бессознательное, и это последнее должно, следовательно, существовать, ибо у несуществующего не может быть действий, поп entis nullus effectus. Кто же, напротив того, пытается объяснить явления ассоциации и воспроизведения представлений при помощи нервных расположений, тот может, следовательно, выводить вообще и психические процессы из явлений движения, и наоборот. Он возвращается к теории influxus physicus.