Введение в философию желания

«А юношей я был очень жалок, и особенно жалок на пороге юности; я даже просил у Тебя целомудрия и говорил: «Дай мне целомудрие и воздержание, только не сейчас». Я боялся, как бы Ты сразу же не исцелил от этой злой страсти: я предпочитал утолить ее, а не угасить» (Книга 8, и. 7, с. 202).

«В мучениях этой нерешительности я делал, следовательно, многое в той области, где «хотеть» и «мочь» не равнозначны, и не делал того, что мне было несравненно желаннее, и что я мог сделать, стоило только пожелать, а я уже, во всяком случае, желал пожелать. Тут ведь возможность сделать и желание сделать равнозначны: пожелать – значит уже сделать. И однако ничего не делалось: тело мое легче повиновалось самым ничтожным желаниям души (двигаться членам, как я хотел), чем душа – в исполнении главного желания своего, исполнения, зависящего от одной её воли» (Кн. 8, п. 8, с. 213).

«Откуда это чудовищное явление? И почему оно? Душа приказывает телу, и оно тотчас же повинуется; душа приказывает себе – и встречает отпор… Душа приказывает душе пожелать: она ведь едина и, однако, она не делает по приказу. Приказывает, говорю, пожелать та, которая не отдала бы приказа, не будь у неё желания – и не делает по приказу. Но она не вкладывает себя целиком в это желание» (Кн. 8, п. 8, с. 214).

Желание может быть удовлетворено, только если душа вкладывает себя в желание целиком, т. е. когда человек желает во всю полноту своей личности. Получается: чтобы свобода была достигнута, ее нужно просто пожелать во всю полноту своей личности. Здесь видно насколько близок Августин к определению свободы через выбор только одного желания: желания быть свободной личностью. Августин понял, что на пути одного желания – стоит только «вложить себя целиком в него» – нет никаких препятствий. Субъект тем свободнее в отношении исполненного действия, чем полнее представлена в желании этого действия его личность.

Ни логически, ни метафизически мы не ограничены на нашем пути к свободе. Мы ограничены на пути к свободе лишь эпистемически. Мы сами – причина нашей собственной несвободы. Свободу нужно только пожелать, но мы боимся лишиться несвободы, так как опасаемся, что при исчезновении несвободы мы потеряем чувственное ощущение свободы, которое возникает всякий раз, когда душа выпускается из неволи. Мы не хотим быть уже в свободе и не мучиться, мы хотим время от времени испытывать острое чувство освобождения и готовы потерпеть боль несвободы. Ведь выбрав бытие свободным, человек уже не сможет ощущать ее, как не может ощущаться здоровье, когда мы здоровы. Вот почему многие не выбирают свободу. Но расплатой за эти «игры со свободой» становится постепенное угасание самой способности желать.

Свобода прямо связана с желанием, со способностью испытывать желание и желать. Путь буддизма, убивающего желание, уничтожает вместе с тем и личность, и самое свободу.

Бытие свободной личностью есть не удовольствие (достояние тела и психики, чувственности), но удовлетворение (достояние духа, одухотворенного блаженства). В отличие от удовольствия, удовлетворение не ограничено во времени, потому что само есть время. Например, пол часа до рассвета свободным «удовлетворительнее» остающихся 50 или более лет, которые выставлены на кон и которыми человек рискует, не желая становиться предателем[117]. Бытие свободным захватывает наш дух, а он – вне времени и вне пространства.