Введение в гражданскую войну

Так мрачная и плотная угроза современного Государства примитивно, экзистенциально плодит экономику в течение всего своего пути, который можно проследить с XII века, с создания первых местных дворов. Как совершенно верно отметил Элиас, превращение воинов в придворных служит архетипическим примером такого внедрения экономики, чьи вехи прослеживаются от кодекса придворного поведения XII века до этикета Версаля, первого масштабного воплощения полностью спектакулярного[25] общества, где все взаимоотношения идут через образы, и всё это с помощью учебников по учтивости, предупредительности и хорошему тону. Насилие, а вскоре и все прочие формы непринуждённости, лежащие в основе существования средневекового рыцаря, постепенно приручаются, то есть изолируются, выводятся из обихода, признаются нелогичными, и в конце концов подавляются под действием насмешки, «нелепости», постыдности страха и страха стыда. Распространяя это внутреннее сдерживание, этот страх непринуждённости, Государство смогло создать экономический субъект и удерживать каждого в рамках своего Я, то есть своего тела, извлечь из каждой формы-жизни голую жизнь.

примечание β: «Теперь поле боя в каком-то смысле перенесено вовнутрь индивида. Некоторые из противоречий и страстей, ранее находившие непосредственное выражение в борьбе одного человека с другим, теперь должны разряжаться в его душе. […] Но запретные для непосредственного проявления в отношениях между людьми влечения и аффекты теперь всё чаще ведут не менее ожесточенную борьбу внутри индивида – борьбу, направленную уже против этой контролирующей инстанции. Такое полуавтоматическое противоборство человека с самим собой далеко не всегда находит счастливое разрешение» (Норберт Элиас, «О процессе цивилизации»)¹⁵.

Как было заметно на протяжении всего «Нового времени», у созданного в результате такого вживления экономики индивида внутри существует разлом. Из него-то и сочится голая жизнь. И все его действия сплошь в трещинах, расколоты изнутри. Никакая непринуждённость, никакое принятие не пробьётся там, где свирепствует государственное миротворчество, война на уничтожение, ведомая против гражданской войны. На месте форм-жизни мы найдём здесь, почти как в пародии, одни лишь субъективности, непомерно разросшееся, разветвлённое перепроизводство субъективностей. И в этой точке сходятся беды и экономики, и Государства: гражданская война укрылась теперь в каждом, современное Государство направило каждого на войну с собой. Из этого мы и исходим.