С другой стороны, разделение частного и общественного рождает вторую иллюзию, которая гармонирует с иллюзорностью Государства: критику. Девиз критики сформулировал Кант в своём эссе «Что такое Просвещение?». Забавным образом, эта же фраза принадлежит Фридриху II: «Рассуждайте сколько угодно и о чём угодно, только повинуйтесь!»18 Таким образом, симметрично «морально нейтральному» политическому полю высших соображений Государства, критика огораживает «политически нейтральное» моральное поле свободных соображений. Это Публичность, которая сперва связывалась с «Республикой учёных»19, но быстро обратилась в государственное оружие против любой враждебной этической материи, будь то невыкорчёвываемая солидарность традиционного общества, «Двор Чудес»20 или уличный жаргон. На абстрактную сферу неприкосновенной государственной политики теперь есть ответ в виде второй абстракции: сферы независимого критического обсуждения. И так же, как все действия из высших государственных соображений должны производиться в тишине, вся болтовня и разноголосица критических соображений должна происходить в бездействии. И тем чище и радикальнее будет звучать критика, чем дальше она отстоит от любой позитивной повестки, где могли бы выразиться её нравоучения. Так, в обмен на отказ от всяких политических претензий, то есть попыток оспорить монополию Государства, – в обмен на это она получает монополию над моралью. Она может протестовать сколько угодно при условии, что никогда не будет претендовать на иную форму существования. Действия без обсуждения, с одной стороны, обсуждения без действия, с другой – на этих двух принципах Государство и Критика, поддерживаемые своими органами, полицией и Публичностью, строят нейтрализацию всего этического разнообразия. Таким образом, вместе с игрой форм-жизни ЛЮДИ устранили и саму политику.