Введение в гражданскую войну

«Однако мы всё же сохранили одну свободу среди обломков всех прочих: мы могли почти беспрепятственно философствовать о первоначалах общества, о самой сути правления и об исконных правах рода человеческого.

Вскоре все те, кого ущемляла повседневная практика правовой системы, увлеклись этой литературной политикой».

«Каждая общественная страсть обращалась, таким образом, в философию; политическая жизнь была насильственно вытеснена в литературу».

И наконец, про итог Революции: «Но разгребите эти обломки: вы заметите огромную центральную власть, которая привлекла к себе и поглотила в своей однородности все частицы авторитета и влияния, рассеянные ранее среди множества второстепенных властей, разрядов, классов, ремёсел, семей и отдельных личностей, и как бы разбросанные по всему социальному организму» (Алексис де Токвиль, «Старый порядок и революция», 1856)²¹.

42 То, как некоторые тезисы вроде «войны всех против всех»[26] вдруг возводятся в разряд правительственных максим, связано с тем, какие действия они позволяют делать. Так, в этом конкретном случае хочется узнать, как могла развязаться «война всех против всех» раньше, чем все были созданы именно в качестве «всех»? И тут мы увидим, что новое Государство предполагает тот порядок вещей, который само создаёт; что оно закрепляет в антропологии произвол собственных нужд; что «война всех против всех» это скорее та убогая этика гражданской войны, которую новое Государство всюду насаждает под именем экономики; и которая – не что иное как всемирное царство взаимной неприязни.

примечание α: Гоббс любил пошутить насчёт обстоятельств своего рождения, вызванного внезапным испугом матери: «Страх и я, – говорил он, – мы как два близнеца». Я же больше склонен приписывать убожество его антропологии чрезмерному чтению этого кретина Фукидида, а не тому, как сошлись звёзды. В этом более справедливом свете посмотрим на болтовню нашего труса:

«Для правильного и вразумительного объяснения элементов естественного права и политики необходимо знать, какова человеческая природа».

«Человеческую жизнь можно сравнить с состязанием в беге […]. Надо только представить себе, что единственная цель и единственная награда каждого из участников этого состязания – оказаться впереди своих конкурентов» («Человеческая природа», 1640)²².

«Отсюда видно, что пока люди живут без общей власти, держащей всех их в страхе, они находятся в том состоянии, которое называется войной, и именно в состоянии войны всех против всех. Ибо война есть не только сражение или военное действие, а промежуток времени, в течение которого явно сказывается воля к борьбе путём сражения».

«Мало того, там, где нет власти, способной держать всех в подчинении, люди не испытывают никакого удовольствия (а напротив, значительную горечь) от жизни в обществе» («Левиафан»)²³.